Сказки Перекрёстка
Шрифт:
Вечером третьего дня мы погрузились на «Мистификатора» и через три сквозняка вернулись на Остров. Неделю я провела с девочками в их домиках и на кухне, а потом почувствовала, что все действительно прошло. Значит, можно продолжать искать приключения.
7. Бес
I
Денис отчетливо понял, что случайно получил от Германа бесценный подарок. Он теперь знал, как выглядит любовь. Он мог мысленно вызвать образ волны оранжевых искорок, и они отзывались, возникали вокруг него, проникали в его кровь и давали удивительные способности. Самая главная — видеть мир восхитительным и простым, знать, что благом является все, что в мире происходит — помогала буквально творить чудеса.
Он написал несколько песен на русском, английском и испанском и
Он сам себе придумал игру, главным правилом которой было продержаться в наугад выбранном мирке хотя бы неделю. Оказывался он где попало и считал, что научился выживать везде. Где-то ему приходилось ночевать под открытым небом, и он освоил искусство быстро сооружать примитивное жилище-укрытие и есть, пренебрегая риском, все, что выглядело съедобным. Он мог ночевать и на деревьях, и в пещерах, и среди камней на голой земле, научился защищаться от хищников любой родовой принадлежности и приспосабливаться к любой погоде. Бывало, что он даже стремился оказаться в «мире без людей», где мог почувствовать на себе безграничную власть природы, которая каждый раз флегматично решала, стоит ему жить, или нет. Он представлял себе ход ее рассуждений, когда ему в лицо бил колючий ветер, задувающий с трудом разведенный костер, и когда в зной различал где-то вдали журчание ручейка. Все ее милости-немилости он уважал, а, борясь с проявлениями ее враждебности, лишь пытался доказать, что тоже заслуживает уважения. И, преуспевая в этом, получал фантастическую награду…
В обитаемых мирах ему очень помогал дар знания языков, которым поделилась Ася. Прослушав хотя бы несколько минут местную речь, он уже понимал ее, усваивал особенности артикуляции и мог воспроизводить, самостоятельно конструируя фразы. Он обращался к аборигенам с первым пришедшим в голову нейтральным вопросом, а дальше события уже развивались сами. Случалось, что его сразу пытались убить, и это впоследствии превращалось в анекдот, но чаще было иначе. Его внешность, и без того неординарная, да еще и украшенная золотистым свечением, стала бесконечно привлекательной.
Бывало, что он устраивался в незнакомом мире даже очень хорошо и оставался там надолго. Укутанный золотисто-оранжевыми искрами, он стал очаровательным в смысле «очаровывающим». Оставаясь невидимыми нормальному человеческому глазу, они раздражали какие-то тонкие материи живых тел, вызывая движения их эмоций, чаще всего для людей непривычные и потому притягательные. Быстро располагая к себе новых знакомых, он становился полноправным гостем в чужом обществе, узнавал его порядки и участвовал в делах людей, его населяющих.
Настоящей удачей были миры, где надо было бороться… И тогда он с готовностью и удовольствием становился воином. Стремление к битвам он почувствовал в тот далекий день, когда в него влилась Асина кровь, словно этим явлением управлял неведомый ген или вирус. В нужный момент, в предчувствии опасности, в его организме что-то менялось: обострялись зрение и слух, во внимание попадали все, даже мельчайшие, изменения в окружающей обстановке, и им сразу находилось объяснение, движения становились точными и быстрыми, а решения, как действовать, приходили интуитивно. Он с интересом учился новым, придуманным в других мирах, приемам боя, легко осваивал новое оружие, благодаря обостренному восприятию, быстро улавливал и запоминал все особенности новых для него техник. Самое главное качество, вызывавшее к нему уважение у всех, кому приходилось с ним вместе сражаться, — в бою он забывал, что возможности человеческого тела имеют предел, и совершал невозможные вещи.
Мужчины чувствовали в нем друга: надежного, бесстрашного, выносливого, умеющего подчиняться указаниям, которые считал обоснованными, и брать на себя командование, когда только он и знал, как надо сейчас поступать. Он был идеальным, послушным и терпеливым учеником, когда хотел освоить приемы стрельбы, борьбы и использования в бою холодного оружия, он обожал такие занятия. И другом он становился отличным, поскольку буквально видел людей насквозь, никогда ни в ком не сомневался и понимал смысл всех поступков и всех слов, даже неумело подобранных.
Женщины во всех мирах были более чувствительными и волшебство чувств ценили гораздо дороже всего остального. Денис быстро понял, что не стоит при них просто так «включать искры», поскольку это могло привести к разрушительным последствиям. Ради любви женщины были готовы на настоящие безумства, и часто, чтобы сохранить только что возникшую мужскую дружбу, ему приходилось сторониться жен, дочерей и подруг своих новых друзей.
Впрочем, если женщина не имела никакого отношения к его друзьям, он не считал необходимым ограничивать сферу своих интересов. На эту тему у него сложилась своя философия. «Золотистые искры» обязывали. Они не только давали удивительные способности, но и не позволяли использовать их неискренне, из корысти или желания причинить вред. Хотя и в рамках искренности вариантов поведения оказалось очень много. Ему случалось быть и нежным, и горячим, и холодным, и жестоким. Не сразу, но он научился различать мотивы, по которым женщина нуждается в его любви, и его поначалу больно царапало, когда он видел, что в чужих глазах значит не больше, чем модная вещь. Тогда он показывал любовь, погружая такую модницу в омут «золотистых искр» и демонстрируя «все лики мужчины», как он сам это называл. Зрелище всегда оказывалось неожиданно сильным, и после этого модные вещи женщину переставали волновать. Она открывала для себя мир, в котором все, что она привыкла ценить, меркло перед волшебством. Перед безусловным счастьем.
Он лицедействовал, и это была актерская игра высшей пробы, то есть не игра, а реальные, разве что искусственно вызванные, переживания.
Каждый раз он проживал ситуацию до конца — до того момента, когда в женщине не оставалось ничего для него интересного, когда он раскрывал все ее тайны. Женщины были такие разные… и так похоже становились беззащитными. Застенчивые и робкие, избалованные и капризные, они, лишаясь всех наращенных на душу покровов, оказывались одинаковыми — маленькими и ограниченными. Они пасовали перед его властью, и, осознавая свою слабость в невероятном приоткрывшемся им мире, привязывались к нему. Ведь без него, сами, они в этом мире терялись. Они ничего не могли в него принести. Они ничем не могли его удивить. Даже нервные, физиологические удовольствия притуплялись из-за ничтожности существа, пытавшегося их дать. И конец наступал скоро. Тем не менее Денис верил, что женщины, для которых мир любви был знакомым и привычным, или которые хотя бы не растеряются в нем, все-таки существуют. Ведь на самом деле его опыт был невелик… просто неудачен.
Погоня за ускользающим образом любви изменила его личность. Сама Королева замирала, глядя на него. Он стал человеком, какой-то частью своей души постоянно находящимся в другом, тонком и чудесном мире, и мир твердый часто вызывал у него критическую реакцию, некий зрелый цинизм, в основе имевший знание об истинных ценностях.
Эксперименты с тонкими чувствами при всем разнообразии результатов привели к одному общему выводу: эмоция, выглядящая как золотисто-оранжевое свечение, возникла у Германа из чего-то другого, более важного и мощного, лежащего за пределами доступного восприятию Дениса мира. Что же это такое? Что нужно чувствовать, чтобы так смотреть на человека — одновременно беспомощно и властно, чтобы единомоментно обособиться вместе с ним от остальных людей и уединиться в отдельной вселенной с собственным течением времени и границами доступного пространства, став там богами? Заклинание: «Господи, как же я тебя люблю», неслышное, принесенное из той изолированной вселенной движением воздуха, было наполнено мощью, оставляющей ждать от заключенных в ней богов любого разрушения и любого созидания. Перед этой силой не стыдно преклоняться, и те, кто хоть раз почувствовал такое движение воздуха, всю оставшуюся жизнь обречены слагать легенды про богов.
Ася — женщина, которую любовь сделала богиней. В ком из них: в ней или в Германе — нужно искать истоки чуда?
II
Как-то раз они встретились в наколдованном мирке.
Где-то в дремучем европейском средневековье в разгар междоусобной войны он «гостил» в отряде крестьян с двумя мелкими помещиками во главе, восставшими против своего сюзерена. Партизанское существование было ему знакомо и нравилось своей первобытной естественностью, демократией и простотой, когда нищета обнажает пару истин, единственно важных: для того, чтобы жить, надо только есть и согреваться, а для того, чтобы жить по-человечески, надо ценить сегодняшний день, тех, кто рядом, и бороться за уверенность в завтрашнем. Здесь не нужны были ни деньги, ни документы, здесь пустым звуком были права человека, здесь, уважали искренне и верили интуиции. И даже жестокость была нормальной, поскольку оправдывалась местью или выживанием — искренними, а не темными порывами.