Сказки PRO…
Шрифт:
Вообще-то я был в парке подсобным рабочим, зимой убирал снег, весной приводил в порядок газоны, помогал разбивать цветники, мыл законсервированные на зиму аттракционы. Как только сходил снег, начиналась горячая пора. Начинали действовать аттракционы и первые робкие посетители, не пугавшиеся пронзающего ветра и не установившейся еще погоды, приходили в парк покататься на колесе обозрения или на горках. Я устроился работать осенью, и первая весна произвела на меня впечатление. Вернее, слово «впечатление» лишь отчасти передает испытанное мной тогда.
Накануне открытия парка весь персонал был созван на утреннее
— Вот ты, Игоречек, — обратилась директриса к грузному парню в рваных джинсах и клетчатой рубашке. — Только и делаешь, что сидишь и грызешь семечки, вместо того, чтобы улыбаться людям. Про «спасибо» и «пожалуйста» я уже и не говорю!
Парень был дежурным на одном из аттракционов. Он покраснел и явно обиделся.
— Не надо ля-ля, — через секунду к нему вернулся дар речи, и он решил если не дать отпор начальству, то, как минимум, оправдаться. — Они у меня там вертятся четыре минуты. Чем мне себя занять? Нервы-то шалят. Попробуйте каждого урода уговорить не заходить туда с пивом! Да они же сами ругаться начинают, обзывать по-всякому.
— Приветливее нужно, Игоречек, приветливее! — директриса сообразила, что нужно как-то отразить ответный удар, — Это же люди, не кто-нибудь. Попроси, мол, оставьте, пожалуйста, пиво здесь…
— Да кто его оставит-то? — оборвал ее Игорек и всплеснул руками.
— А ты попроси!
— А если мне в рожу дадут? С таким подходом точно дадут. Вы знаете, на что наш народ готов ради пива? Тем более, Нина Павловна, будет вам известно, что пиво люди покупают для того, чтобы пить. Еще и в нашем кафе, где его втридорога лохам втюхивают.
— Давай без намеков, Игоречек, будто мы здесь деньги гребем…
— Кто-то гребет, а мы огребаем! — послышалось с задних рядов.
Господи, как мне хотелось в тот момент вскочить с места и закричать: «Прекратите все сейчас же! Прекратите эти разговоры, эти проклятия! Давайте успокоимся и поговорим нормально, это все-таки собрание, здесь все свои». Но уже через минуту я возрадовался, что сдержал себя и не наделал глупостей. Новичкам в таких беседах места нет. Это был разговор двух суровых, прожженных жизнью профессионалов.
— Игоречек, я все прекрасно понимаю, — продолжала директриса, — Но когда ты откровенно отталкиваешь посетителей с пивом от аттракциона, это ни в какие ворота не лезет! Люди приходят к нам, приводят друзей, целые семьи. А ты!
— А что я, Нина Павловна? Пришел с пивом, так пусть стоит и допивает.
Детей с сахарной ватой и попкорном не пускаю, но это проще.
— А что тебе мешает и со взрослыми говорить столь же ласково и убедительно, как с детьми, Игоречек?
— Нет, мне хватило прошлогоднего представления! — Игорьку явно захотелось закончить этот разговор. — Больше такого не хочу. Да и вы не хотите, ведь так?
Я, конечно, не был в курсе того, что произошло в прошлом году, но спрашивать об этом было бы нетактично. Да и у кого спрашивать? У Игорька, чтобы он послал меня куда подальше и записал в черный список лиц, с кем он не разговаривает. На
— Прошлым летом Игорек случайно пустил на свой аттракцион мужика с пивом, да и еще ужратого в хлам, — Супермен наклонился ко мне и старался шептать на ухо так, чтобы никто ничего не услышал. — Все было нормально, а когда карусель поднялась высоко-высоко и начала покачиваться из стороны в сторону, мужик начал буянить. Соображаешь? Там ему приспичило. Прямо там, на высоте приспичило!
— И что? — стараясь не привлекать внимания, шепотом спросил я, — Не потерпеть было, что ли?
— Ну и то, что видать, не потерпеть, — у Супермена от возмущения даже появилась одышка. — Мужик встал в кабинке, держался за перила одной рукой, а другой расстегнул штаны и ссал вниз. А в этот момент кабина качнулась, мужик заорал. Так висел на перилах, держался за свои причиндалы и орал, пока карусель не спустилась вниз. Оказалось, мужик струей попал на какой-то провод то ли от подсветки, то ли еще от чего. Слегка только долбануло. Хорошо еще жив остался. И ток был небольшой, обошлось без членовредительства.
Супермен, очевидно подивившись своему остроумию, загоготал, прикрывая рот рукой. История, рассказанная им, не вызвала у меня ничего кроме недоверия. Прости, Господи, но в наше время доверять каждому слову, которое говорят люди — одно из самых бестолковых занятий из тех, какие только можно придумать. Да и что можно сказать об историях, рассказанных человеком, основное занятие которого — бегать весь день по парку развлечений в красном плаще, маске и обтягивающем черном трико, поверх которого нацеплены красные плавки? Пожалуй, ничего хорошего. Тем более тогда, во время собрания, я был еще обыкновенным подсобным рабочим, ни о какой эксплуатации меня в качестве аниматора и речи не шло.
— Что там такое? Я сказала что-то очень смешное? — директриса покосилась в нашу сторону, — Лично мне не смешно, совсем не смешно.
Супермен принялся извиняться. Без костюма он был до неприличия жалким, совсем не мужественным. Он как-то скукожился, видимо, вдруг подумав о чем-то очень страшном, о том, что пугало его, заставляло покрываться холодным потом. О том, что предстояло вытерпеть, и от чего нельзя было отвертеться.
— Подожди, скоро настанет п***ец, — прошептал он, вновь наклонившись ко мне. — Сейчас она поболтает тут и дружно погонит нас испытывать аттракционы! А я высоты боюсь! А этой мадам попробуй, объясни. Бл**ь, что же будет!
Господи, спаси и сохрани! «А сейчас у нас фиеста!», — под общий гогот проскандировала директриса и маленькой группкой, похожей на группу детей из детского сада, мы проследовали в направлении аттракционов. Никто не сопротивлялся, не пытался возражать — по всем признакам было видно, что это было бесполезно.
Первым на очереди было колесо обозрения. Весь персонал уместился в четырех кабинках. Супермена трясло, но он старался сохранять внешнее спокойствие и даже улыбался. По его бегающим глазам и беспорядочно двигающимся пальцам было понятно, что он готов провалиться сквозь землю, лишь бы не садиться в эту кабинку. «Ну, давай, старушка», — оставшийся на земле парень, оператор колеса обозрения, дернул рычаг. Супермен перекрестился. «Отче наш, иже еси…», — начал он, но тут же осекся.