Сказки PRO…
Шрифт:
Она несколько смутилась. Это было видно по ее рукам. Она перебирала пальцами быстро и нервно, а, заметив, что за этим наблюдаю я, просто сжала руки в кулаки. У нее были голубые глаза, светлые, чуть вьющиеся волосы и нос, слегка вздернутый кверху.
— И что вы там накопали? Как Шерлок Холмс, ей богу. Неужели из этих писем можно сделать какие-то выводы? Понять, кто и кому их написал?
Сомневаюсь.
— Ну, и зря, — невозмутимо ответил я, держа на коленях сумку, на дне которой, вложенные в какую-то из моих тетрадей с конспектами лежали письма в конверте.
Не скрывая своей гордости за построенные и логичные, как мне казалось умозаключения, я изложил свою версию. Девушка удивленно
— Чаю хотите? Да, вижу, что хотите, тем более что разговор предстоит долгий, — она встала и спокойно стала набирать воду в чайник. — Видите, я же говорила, что ничего вы не знаете и не понимаете из истории нашей семьи.
— Неужели я совсем не прав?
— Совсем не правы.
— А то, что они расстались? — почему-то мне казалось, что это место в моей гипотезе самое очевидное.
— И с этим тоже, — она вновь села напротив меня, облокотилась на стол и подперла голову руками. — Все в жизни гораздо сложнее, а вы воспринимаете все поверхностно. Я же еще тогда вам говорила, вчера, когда была у вас, что письма эти очень личные. А вы пытаетесь воспринимать все буквально. Но я рада, что вы пришли и вообще простите меня за вчерашнее вторжение. Понимаю, это было уже поздно вечером, не самое лучшее время для того, чтобы ходить в гости и к тому же что-то требовать.
Я поставил на колени сумку, открыл ее, отыскал конверт с письмами и положил на стол так, как будто это был счет, подаваемый официанту в каком-нибудь третьесортном кафе. Я терпеть не могу свой эгоизм, но с ним, к большому моему сожалению, мне так просто не совладать. Иногда он берет верх, обнажая мое альтер эго, которое я тщательным образом скрываю.
Она с осторожностью взяла конверт, вынула письма, развернула, рассмотрела и убрала обратно. Засвистел чайник, она встала. Загремели чашки, блюдца и ложки. А во мне вновь проснулось желание не отдавать письма даже за рассказ о том, как обстояли дела на самом деле. Но это желание я в себе подавил, растоптал его к чертовой матери, потому что это было бы уже верхом подлости — дать надежду, согласиться, и тут же передумать.
— Вы не стесняйтесь, это пахлава, я сама пекла, — она подвинула ко мне чашку с чаем и вазочку с аккуратно сложенным башенкой печеньем. — Ваши выводы, может, и логичны, но с жизнью имеют мало общего. Вы думаете, что отношения между людьми просты? Нет, это далеко не так. Вроде как встретились, понравились друг другу, побыли вместе, друг другу надоели и разошлись? Это в сериалах так, а не в жизни.
— Тогда рассказывайте, — сказал я. — Все как было рассказывайте, раз я такой дурак и ничего не понимаю в колбасных обрезках.
— Зачем вы так себя? Я и не собиралась в вас сомневаться, в том, что вы умеете разбираться во всяких таких историях. Просто это история не совсем обычная, этим все и объясняется.
— Я весь во внимании.
Откинувшись на спинку стула, я жаждал рассказа. Мне казалось, что это будет нечто из ряда вон выходящее, триллер с продолжением, с острыми поворотами и мелодраматической начинкой. Поэтому я посматривал на свою собеседницу так, будто в любой момент расхохочусь. Но этого не случилось. Мне даже больно вспоминать этот свой эгоистичный настрой, осознавать свою наивность. Но лучше поздно, чем никогда понять это, чтобы больше не повторять никогда. Она пропустила мимо ушей все мои издевательские намеки и, вздохнув, стала рассказывать, неторопливо, вспоминая детали, услышанные с чужих слов. Очень может быть, что она впервые собирала всю эту историю воедино и сама удивлялась ей.
— Моего дедушки не стало полтора года назад. Он был необыкновенным человеком, был знаком со многими известными людьми, интересовался театром, музыкой, хотя сам всю жизнь, почти до последних дней проработал учителем в школе, а параллельно еще и в институте. Учил детей биологии.
— Так вот откуда у него Трояновский! — воскликнул я и ударил себя рукой по лбу. — Как же я не догадался! Конечно, у кого еще может быть Трояновский!
— Кто? — переспросила моя собеседница.
— Неважно, — отдышавшись, ответил я. — Автор той книги, которую я купил, в которую были вложены письма.
— А-а-а, — понимающе протянула она и продолжила. — Он был увлекающимся человеком. Ну, знаете, бывают такие, которые чем-то увлекутся и все, считай, пропало, не оттащить и не отвлечь чем-то другим. Так было и с ним. Он помнил Лиду совсем маленькой девочкой, они здесь жили, совсем недалеко, на Подольской улице. Правда, мне так говорил дедушка. Прошла война, блокада. Ее семья дедушки провела в городе. А потом все закрутилось очень стремительно. У него были друзья в электротехническом институте, они вместе устраивали всякие вечера, посиделки. Дед участвовал, хотя потом перестал, приходил только смотреть. Просто времени не хватало.
Когда вернулся после армии, то пошел навестить друзей, стал снова ходить на все эти капустники.
— Вы говорите, что ваш дедушка был учителем биологии. Но как? В письме он пишет, что тоже учился в ЛЭТИ. Или я снова что-то напутал? — мои руки потянулись к конверту, чтобы достать письмо и еще раз перечитать, но я сделал над собой усилие и вместо этого потянулся к чашке с чаем.
— Надо же, — удивилась она. — Вы запомнили такие детали. Он туда поступил, были какие-то проблемы со здоровьем, лечился. Как долечился, почти ушел в армию, а когда вернулся, то передумал, и как-то сдав экзамены, поступил на биологический, сразу на второй курс. Так вот, на одном из вечеров он увидел Лиду. Он не строил никаких иллюзий, она уже была замужем и ждала ребенка, работала то ли на заводе, то ли в какой-то строительной организации, собиралась в декрет. Короче говоря, обычная биография обычной девушки. В послевоенном Ленинграде таких девушек были не то, что десятки, наверное, сотни. Днем где-то работали, кое-как сводили концы с концами, тянули семьи, а по вечерам пели, танцевали, ставили спектакли. Нам с вами этого не понять.
Я одобрительно покачал головой, мол, не понять. Хотя, чего тут непонятного? Сейчас многие занимаются тем же. Просто все поменялось, как-то ускорилось, усложнилось. Мы оставляем простые человеческие радости, находя их банальными, даже в чем-то вульгарными. Их место занимают другие увлечения. Одни прыгают с парашютом, другие играют в политику и стоят с одиночными пикетами вдоль трасс, по которым из аэропорта в своих кортежах должны пронестись сильные мира сего. Кто-то покупает пива, сигарет и весь вечер играет в какую-нибудь стрелялку на компьютере. Каждому свое.
— Мой дедушка совсем потерял голову, хотя и сам только-только женился. Человек он был крайне порядочный и не дал этому своему увлечению разрушить семью. Только стал следить за выступлениями Лиды, старался не пропускать ее концерты, когда она, выйдя из декрета, стала выступать уже довольно часто.
— И в кафе «Север»? — спросил я. — Даже не знаю, где оно находится.
— На Невском. Оно и сейчас есть, только уже совсем не то. Мы с дедушкой ходили туда, пили кофе с пирожными, он мне рассказывал всю эту историю по второму или третьему разу, я не помню. Дедушка был прекрасным рассказчиком, я его заслушивалась. А, может, просто маленькая еще была. Так что мой дедушка был фанатом Лидии, если это можно так назвать. Тогда не было принято фанатеть. Свой восторг выражали аплодисментами, открытками, цветами. Все было как-то совсем уж сдержанно. Я бы так не смогла жить, наверное.