Шрифт:
Петрусь — мальчонка русский
Давно-давно это было…
Высокие горы с тех пор курганами стали, а там, где реки шумели, волнами рокотали, города теперь стоят да сады расцветают. Где болота и топи страшные были, теперь рощи шумят зеленые, а в рощах птицы поют веселые. Только утес высокий стоит
А мимо длинными шагами время идет: сделает шаг, оглянется, а позади уже десятки лет остались…
Давно-давно это было…
Повадился как-то хищный орел из-за моря летать на Тихий Дон. Прилетит к могучей реке, черные крылья распластает, и повиснет темная тень над Тихим Доном, как тоска на сердце.
Выищет хищник жертву, схватит острыми когтями и унесет в высокие горы, за моря широкие. Уносил орел сперва ягнят глупых да овечек пугливых, а потом и детишки маленькие пропадать стали.
Стонут русские люди на Тихом Дону, плачут матери слезами безутешными, а горю помочь некому. Пробовали подкараулить птицу злую, да хитер хищник, не обманешь его, не проведешь. Все чаще и чаще прилетает он на Тихий Дон, все больше и больше льется слез горьких.
В ту пору жил в ветхом курене у Тихого Дона мальчонка Петрусь со своей матерью. Ласковый был Петрусь, добрый, и любили его за это все люди, как своего сына родного, Идут люди на работу, детей своих с Петрусем оставят, а Петрусь хоть и сам маловат еще, десять годков ему только, а уж он в обиду никого не даст. Затеет с ребятишками игры разные — тому коня из камышинки смастерит, тому рыбу невиданную из глины слепит, тому птицу диковинную на песке нарисует. Играют ребятишки с Петрусем — домой не заманишь.
А уж Тихий Дон Петрусь любил больше жизни своей. Придет, бывало, к берегу и долго-долго смотрит на широкую реку. На реке волны невысокие одна за другой куда-то катятся, на волнах солнечные блестки сверкают, будто золотые крупинки рассыпал кто-то. В светлой воде рыбешка резвится, веселой игрой забавляется. Выпрыгнет рыбешка из воды, глянет, а кругом блестит все от яркого солнца, словно искорки от огня горят на воде. Схватит рыбка маленьким ртом воздух, захлебнется — и опять в воду.
Над Доном воздух теплый прозрачными струйками плывет, чайки белокрылые летают, ласточки, как стрелы, низко над водой проносятся.
А вот откуда-то тучка темная к Дону приближается. Ветерок повеял, пробежал над рекой, и река сразу забеспокоилась, мелкими морщинками покрылась.
Петрусь на тучку смотрит и думает: «Эх, вот бы буря началась!»
А тучка темная все ближе да ближе, уже все небо потемнело. Ветер вдруг свистнул по-разбойничьи, Тихий Дон вздохнул глубоко, будто плечи богатырские расправил. Зашумело все кругом, загудели грозные волны, разгулялся Тихий Дон, словно долго в неволе сидел и вдруг на свободу вырвался. Чайки белокрылые покричали, посердились и улетели куда-то. За ними ласточки быстрые скрылись.
А сквозь тучи уже солнышко выглянуло. Буйный ветер свистнул последний раз и умчался к морю. И опять тихо над Доном…
Сидел так однажды Петрусь, рекой любовался, вдруг черная тень промелькнула над ним, в воздухе свист раздался. Глянул Петрусь вверх, а на него хищник злой, птица страшная, камнем из поднебесья падает.
Не успел и крикнуть Петрусь, как схватил его
Поглядел вниз Петрусь, защемило у него сердце, и крикнул он громким голосом:
— Прощай, батюшка Тихий Дон, прощай, земля русская!
Хищник и не взглянул на Петруся. Летит он все дальше и дальше от Тихого Дона, от любимой родины мальчонки русского. Ветер шумит кругом, горы седые внизу мелькают, белые облачка тают от ветра, как туман утренний над тихой рекой. Вот уже и вечер наступил, первые звездочки загорелись на небе, внизу море застонало, как зверь раненый.
Вдруг почувствовал Петрусь, что хищник вниз опускается. Глянул мальчонка кругом горы дикие, скалы черные, бездны глубокие.
А хищник злой взмахнул последний раз крыльями и опустился на черную скалу, в гнездо свое. Потом когти разжал, Петрусю дышать легче стало.
Сел он на камень, опустил голову на руки и заплакал. Вспомнил Петрусь мать свою родную, ребятишек веселых, Тихий Дон свой любимый — еще тоскливее на сердце стало.
Взглянул он на хищника злого, а тот сидит напротив, глаза у него недобрым огнем горят, злые искорки в них бегают. Потом взмахнул орел левым крылом и говорит вдруг человеческим голосом:
— Вот и принес я тебя в царство свое, детеныш человеческий. Долго подстерегал я тебя, долго за тобой охотился, вот и поймал наконец! А чтоб знал ты, детеныш, куда я принес тебя, скажу: не простой я орел и не простое это гнездо орлиное. Жил я триста лет назад на земле и был великим ханом турецким. Слава моя возносилась выше гор этих высоких, сила моя была грознее бурь морских. Кланялись мне все люди до земли до самой, только русский народ не захотел поклониться. И решил я уничтожить народ этот непокорный. Собрал я силу несметную и пошел войной на Русь вашу. Долго бился я с врагами своими, много голов русских с плеч скатилось, да не устояло мое войско в битве этой, дрогнуло. Разбили нас русские, а меня самого в плен забрали. Хотели казни предать, да спасла меня Зурала — царевна наша морская. Ненавидит она людей русских так же, как и я. Обрызгала меня Зурала водой своей соленой и сказала: «Будь ты, великий хан, птицей хищной до тех пор, пока Тихий Дон, река русская, от русской крови красной станет. Сделаешь это — быть тебе снова великим ханом, не сделаешь — так и околеешь птицей». Вот и летаю я с тех пор над землей русской, помощника себе ищу. Чтоб исполнить то, что царевна наказала, надо мне иметь помощника верного и чтоб был у него ум человеческий, а сердце — хищника злого. Научу я такого человека, как зло сеять на земле русской, а потом уж сделаю свое дело. Ведомо мне, детеныш человеческий, что сердце твое не годится для моих замыслов — добра в нем много. Да то не беда: поживешь со мной, переделаешься. И коль будешь мне хорошим помощником, золотом тебя обсыплю, а коль не угодишь мне — гнить твоим костям вон в той пропасти. Много я уже людей русских приносил сюда, да пока что никто не угодил мне…
Сказал так хищник злой, взмахнул крыльями черными и улетел куда-то за горы. А Петрусь подошел на край горы, глянул вниз и отшатнулся в страхе: пропасть такая глубокая, что и земли не видать, а кругом на камнях кости человеческие белеют и над костями черные вороны кружатся.
Сел опять Петрусь на камень и задумался. Слезы из глаз у него полились, тоска черная сердце сдавила. «Не видать мне больше матушки моей родимой, — думает Петрусь, — не любоваться мне больше Тихим Доном любимым. Не смогу я спуститься с горы этой, не уйти мне никогда от хищника злого».