Сказки Золотого века
Шрифт:
– "Я счастливее, чем когда-либо, веселее любого пьяницы, распевающего на улице!"
– Что это значит?
– "Вас коробит от этих выражений; но увы! Скажи, с кем ты водишься, и я скажу, кто ты!"
Он писал: "Моя жизнь до сих пор была цепью разочарований, теперь они смешны мне, я смеюсь над собою и над другими. Я только отведал всех удовольствий жизни и, не насладившись ими, пресытился". Что было тут сказать? Во всяком случае, Мария Александровна была рада, отдавая должное такту Лермонтова, что он не затеял переписку с Варенькой. Она в самом деле казалась довольной своей жизнью, тихой и несуетной, как в монастыре. Но мысль работала. Известие, что Мишель, вместо Петербургского университета, поступил в Школу гвардейских подпрапорщиков повергло ее в смятенье,
Это было похоже на сон, но сон все длился, лишь времена года вносили в ее жизнь перемены.
Прощаясь, Варенька Лопухина и Шан-Гирей думали о Лермонтове.
– Отчего Мишель не пишет вам?
– Не знаю.
– А вы отчего?
– Я не умею писать, - вздохнув, улыбнулась Варенька с неуловимым телодвижением, исполненным очарования и прелести.
– Вы умны, много читаете, и вы не умеете писать? Неправда.
– Я ленива, ты же знаешь. Мне так покойнее, - и после неуловимых телодвижений, похожих на полет, - и для него, верно, тоже.
– Вы любите его?
– предстоящая разлука позволяла ему прямо задать ей этот вопрос, по его разумению.
– Об этом только он может спросить, если захочет, - вспыхнула она, и глаза ее увлажнились.
– Что мне сказать ему?
– Если он спросит обо мне? Он не спросит.
– Почему?!
– казалось, Шан-Гирей один страдал из-за них обоих.
Варвара Александровна рассмеялась, а глаза ее были влажны, и протянула руку:
– Поклонись ему от меня; скажи, что я покойна, довольна, даже счастлива.
Шан-Гирей, улучив время, когда с Мишелем они остались одни в его комнате, с важным видом передал ему поклон от Вареньки, он буквально поклонился со значением.
– Что такое, Шан-Гирей?
– Варвара Александровна сказала мне: "Поклонись ему от меня; скажи, что я покойна, довольна, даже счастлива".
Лермонтов не изменился в лице, даже не расхохотался, всегда замечая смешную сторону даже в самом серьезном деле, ни словом не обмолвился о Вареньке, а предложил сыграть в шахматы.
– Как! Это все? Ни привета, ни ответа?
– взволнованно воскликнул Шан-Гирей.
– Ты еще ребенок, ничего не понимаешь, - улыбнулся Лермонтов.
– А ты хоть и много понимаешь, - обиделся и рассердился Шан-Гирей, - да не стоишь ее мизинца!
– он выбежал из комнаты.
Лермонтов, расхохотавшись, побежал за ним.
Но как мог воспринять Лермонтов слова Вареньки? Как охлаждение - после смятения и уныния? Он ожидал окончания Школы и производства в офицеры для жизни и решений, и этот срок наступил к концу 1834 года. Это было знаменательное событие для внука и бабушки. Елизавета Алексеевна, едва Мишенька надел мундир лейб-гвардии Гусарского полка, заказала художнику его портрет, который с тех пор висел на ее половине.
ГЛАВА II
Прежнее увлечение. Замужество Вареньки Лопухиной. Предсказание гадалки.
1
Найдя себе замену, Лермонтов ускакал в Петербург, где собственно жил, у бабушки, имея квартиру, впрочем, и в Царском Селе, которую занимал вместе с двумя Столыпинами. Предчувствие радости с воспоминаниями о былом, уже промелькнуло было при недавней встрече с Екатериной Александровной Сушковой на одном из петербургских балов, кои он начал посещать новоиспеченным гусарским офицером. Пять лет тому назад, он был в нее влюблен, но она, будучи куда старше его, лишь посмеялась над ним. Он тогда же расчелся с нею, но она этого не поняла. Был случай с нищим у церкви в Троицкой Лавре, куда молодежь предприняла паломничество.
У врат обители святой Стоял просящий подаянья. Бедняк иссохший, чуть живой От глада, жажды и страданья. Куска лишь хлеба он просил, И взор являл живую муку, И кто-то камень положил В его протянутую руку. Так я молил твоей любви Слезами горькими, с тоскою; Так чувства лучшие мои Обмануты навек тобою!Он увидел ее на лестнице, увешанной зеркалами и убранной цветами, откуда прямо входили в танцевальную залу. Она была в белом платье, вышитом пунцовыми звездочками, и с пунцовыми гвоздиками в волосах, коими всегда щеголяла и гордилась, не скрывая своего восхищения. Пять лет, пока они не виделись, танцуя на всех балах то в Петербурге, то в Москве, так и не выйдя замуж, Екатерина Александровна обрела лоск матроны, особенно рядом с младшей сестрой Лизой. Лермонтову она обрадовалась потому, что надеялась услышать о Лопухине, а то, что он слегка повзрослел, не прибавив в росте, и предстал перед нею в гусарском мундире, ее лишь забавляло. Лермонтов пригласил ее на мазурку, чтобы переговорить с нею о том о сем, разузнать об ее видах на Алексея Лопухина, который, как до него дошло, собирался приехать в Петербург свататься, между тем как Мария Александровна не была в восторге от м-ль Сушковой.
Раздалась мазурка; едва они уселись, как Лермонтов спросил, прямо глядя в ее глаза:
– Знаете ли, на днях сюда приедет Лопухин?
Взглядывая в сторону, точно новость интересна только для него, а не для нее, Екатерина Александровна, помедлив, проговорила, не отвечая прямо на вопрос:
– Так вы скоро его ждете?
"Она хитрит со мной", - решил Лермонтов и рассмеялся, предвкушая так или иначе вывести ее на чистую воду. Она и сейчас нравилась ему, как некогда, но отдаленным сходством молодой женщины с ее юным и свежим обликом.
– А вы его не ждете?
Екатерина Александровна снова не ответила прямо, хотя легко могла догадаться, что он осведомлен о предстоящем сватовстве, - или всякие слухи о том для нее нежелательны по неясным причинам? Во всяком случае, о любви с ее стороны речи нет, Лермонтов это понял сразу. На чаше весов - пять тысяч душ? И судьба его друга и его милых сестер?!
Разговор был прерван, а вскоре выяснилось, что у дяди Екатерины Александровны, у кого она с сестрой жила, завтра бал, а дом ее дяди находился рядом с домом, где жил у бабушки Лермонтов. Пригласить его она не могла, но сказала о предстоящем бале, явно надеясь на находчивость молодого офицера. Лермонтов явился без приглашения, и Екатерина Александровна легко нашла выход из положения, объявив, что корнета пригласил ее брат, они вместе учились некогда в Университетском пансионе, к тому же он сосед, внук всем известной Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, урожденной Столыпиной.
За мазуркой Лермонтов снова заговорил о Лопухине.
– О, я всегда буду рада с ним встретиться, - заявила наконец прямо Екатерина Александровна.
– Он чистосердечен и мил.
– И очень богат.
– Мне кажется, тот, о ком мы говорим, имеет все, чтобы быть истинно любимым и без его богатства; он так добр, так внимателен, так бескорыстен, что в любви и в дружбе можно положиться на него.
– Прекрасно! В дружбе - я это знаю, а в любви? Весь вопрос в том, есть ли она. Нельзя положиться на то, чего нет, не существует ни в материальном, ни в духовном мире.