Сказки
Шрифт:
— К нам из контрразведки приходили.
Игорь почувствовал, как опять стало холодно в животе — от неосознанного страха. Что-то часто в последнее время приходит к нему это стыдное чувство. Ну а сейчас почему? Чего бояться?
— Зачем приходили?
— Про Гришу спрашивали. Где он, давно ли здесь был…
— А вы?
— Что я? Откуда я что про Григория знаю? Он сам по себе, мы сами по себе. Седьмая вода на киселе, — повторила она слова Пеликана.
Старик Леднев по-прежнему сидел на диване-саркофаге. Книжка выпала из рук, валялась на полу, а он, привалившись виском
— Он знает? — спросил про Леднева Игорь.
— О контрразведке? — Софья Демидовна старательно выговаривала малопривычное, но красиво звучащее слово. — Вряд ли. Он так и проспал все на свете. Они спросили, кто это такой, а я сказала, что давний знакомый, домой возвращается, в Москву. И что профессор, сказала.
— Поверили?
— Они его мешочек — он под вешалкой стоял, хорошо, что не убрала, а ведь хотела — вытряхнули, а там документы. Все честь по чести: Леднев Павел Николаевич, профессор истории. Диплом его профессорский, паспорт, еще бумага какая-то от Академии наук…
— От царской? — машинально спросил Игорь.
— Другой нет. Да этим офицерам и лучше, чтоб от царской, а не от большевистской…
Старик Леднев перестал похрюкивать-похрапывать, открыл по старой привычке один глаз и сказал абсолютно трезвым, ни капельки не сонным голосом:
— Не от Академии наук, а от исторического общества. Хотя для этих хамов все одно…
Софья Демидовна руками всплеснула, ойкнула. Даже Игорь с интересом на профессора поглядел: ну и хитер старикан. Одна Лида ничего не понимала, но внимательно слушала.
— Вы что же, не спали? — обиженно спросила Софья Демидовна.
— Спал не спал — вопрос другой, — сказал Леднев и сел ровно, руки на коленях сложил. — Я, может, чутко сплю. Как говорится: сплю-сплю, а кур бачу. Я ждал развития событий, чтобы вступить в дело, если понадобится. Но не понадобилось. И я не стал просыпаться, — говорил все это он тоном короля, которого незаслуженно упрекнули в перерасходе государственных денег: и вроде вина очевидна, но с другой стороны — король, какие могут быть претензии…
Софья Демидовна, ничего не говоря, повернулась и вышла из комнаты. Лида побежала за ней. Старик Леднев обеспокоенно посмотрел вслед.
— Неужели обиделась?
— Обиделась, — мстительно сказал Игорь. — И правильно. А если б они ее пытать вздумали?
Это было не что иное, как полемический прием, вздор собачий, но старик Леднев принял его всерьез.
— Они так вежливо спрашивали… И потом, она и вправду ничего о Григории Львовиче не знает, так и объяснила. Он у нее давно был, год назад, если не больше. А я его вчера видел. Не мог же я о том говорить…
— Почему не могли? — Игорь озлился на старика и добивал его беспощадно: — Сказали бы: вчера расстались. Предложили бы подождать: вот-вот сам явится.
Старик Леднев резко поднялся, толстовку одернул, губы поджал — аж борода вздернулась.
— Профессор Леднев, милостивый государь, никогда предателем не был, напрасно так считаете, — он даже на «вы» перешел в обиде кровной. — Вы меня оскорбили, а я, мне кажется, этого не заслужил.
Игорь остыл так же быстро, как и вспылил. В самом деле, зачем он на старика набросился? Ничего плохого тот не сделал. Так, струсил немножко. И к лучшему: начни его допрашивать, пошел бы небылицы городить, потихоньку- полегоньку до правды и добрались бы. В белой контрразведке ребятишки способные, хладнокровные. Во-первых, они и не таких раскалывали, а во-вторых — жалко старика, не дай бог, помер бы… Церемониться бы с ним не стали, врезали бы промеж глаз крепким кулаком — много ли ему надо?
— Извините, Павел Николаевич.
Действительно: мало ему надо — заулыбался, ручонкой махнул.
— Пустое, Игорек… Как ты думаешь, если я попрошу прощения у Софьи Демидовны, она меня соизволит простить?
— Думаю, соизволит, — сказал Игорь.
— Так я попробую… — покашлял, осторожно стукнул костяшками пальцев в дверь хозяйкиной комнаты.
Ответа не получил, заговорщицки глянул на Игоря, приоткрыл дверь и бочком-бочком проник туда.
Ладно, они сами разберутся. Софья Демидовна обиделась на то, что Леднев ее с офицерами один на один оставил, и, оказывается, намеренно оставил. Ее право. А профессор, интеллигент липовый, просто-напросто поиграл в страуса: сунул голову в песок и ничего замечать не пожелал. Так ему спокойнее. А ведь мог проснуться, выхватить у кого-нибудь из офицеров наган, пару аксельбантов прострелить…
Плохо другое: Пеликана ждут. И ждут именно здесь, у родственников. Хотя, может статься, и еще где-нибудь ждут. Интересно, не оставили ли они шпика на улице?..
Выскочил из дома, подбежал к воротам. Крепко строили: ни щелочки в заборе, доска к доске прилажена, без зазоров. Ага, вот есть дырочка. От выпавшего сучка, наверно… Прижался к ней глазом. Ни черта не видать! Тот самый поваленный столб с фонарем в поле зрения. И все…
Ладно, чего бояться-то?..
Открыл калитку, с независимым видом вышел на улицу, посмотрел по сторонам. Вот старушка с клюкой шествует.
Вон пацаненок какой-то вдалеке пыль поднимает, бежит куда-то. Куда это он разбежался?.. Ноги босы, грязно тело и едва прикрыта грудь…
Пацаненок добежал до Игоря и резко затормозил. Некрасов был прав, но лишь отчасти. Ноги босы, грудь нараспашку, рубаха без единой пуговицы, навыпуск, на штаны. Но чистая. И сам он беленький, длинноволосый, умытый. Встал перед Игорем и уставился на него.
— Проходи, проходи, Чебурашка, — сказал ему Игорь. — Не в музее, смотреть нечего.
Мальчишка на «чебурашку» не отреагировал, хлюпнул носом, спросил неожиданным баском:
— Это четырнадцатый номер?
— Четырнадцатый, четырнадцатый. Кого тебе надобно, старче?
— Если ты Игорь, то тебя.
Это уже становилось интересным.
— Ну, я Игорь…
— Велено передать: завтра к десяти утра приходи на Кадашевскую в дом Игнатьева. Спросишь столяра дядю Матвея, — произнес все хрипловатой скороговоркой, штаны подтянул и с ходу включил четвертую передачу, вихрем понесся по улице — только пыль столбом.
— Эй! Стой! — заорал Игорь. — А кто… — махнул рукой: бесполезно догонять.