Сказки
Шрифт:
– Ну, Ганс, давай теперь с тобой потанцуем!
– Нет, – говорит он, – с кошкой плясать я не стану, этого делать мне в жизни ещё ни разу не доводилось.
– Тогда отведите его в постель, – сказала она кошечкам.
И зажгла ему свечку в спальне одна из кошечек, а другая стала стаскивать с него башмаки, третья – чулки, и, наконец, одна из кошечек потушила свечу. А на другое утро они снова явились и помогли ему встать с постели и одеться: одна натягивала ему чулки, другая завязывала подвязки, третья подала ему башмаки, а ещё одна умыла его, а лицо вытерла ему хвостом. «Делать это она умеет очень нежно», – заметил Ганс. Но приходилось ему для кошки
– Ступай да выкоси мой лужок, а трава пусть пойдёт на сено, – и дала она ему серебряную косу, а брусок был золотой, и велела она ему всё это в точности после работы сдать. Ганс пошёл и сделал, что было ему велено. Окончив работу, принёс он косу, брусок и сено домой и спрашивает, не заплатит ли она ему уже за работу.
– Нет, – говорит кошка, – ты должен ещё для меня кое-что сделать; вот тут стропила да брёвна серебряные и плотничий топор, наугольники, скрепы – всё, что надо для работы, и всё это из серебра сделано. Хочу я построить себе маленький домик.
И выстроил Ганс ей домик и сказал, что всё он теперь уже сделал, а лошади-то у него пока что нету. И прошло семь лет, словно полгода. И спросила кошка, хочет ли он поглядеть на её лошадей?
– Хочу, – ответил Ганс. И она открыла ему домик, отперла двери, видит он – стоят двенадцать лошадей; и, ах, какие они были статные, как блестели они да сверкали, прямо сердце радовалось!
Тут дала она ему поесть и попить и сказала:
– Ну, теперь ступай домой, а лошади твоей я не дам тебе с собой, но через три дня приду сама и приведу её тебе.
Собрался Ганс в дальний путь, и указала она ему дорогу к мельнице. Но новой одежды она ему не дала, и должен он был воротиться домой в чём пришёл – в своей старой, изорванной куртке, что стала ему за эти семь лет тесна и коротка. Пришёл он домой, а другие два работника тоже домой воротились, и каждый привёл с собою по лошади, но у одного была она слепая, а у другого хромая. Стали они его спрашивать:
– Ганс, ну, а где же твоя лошадь?
– Через три дня придёт.
Посмеялись они и говорят:
– Да, Ганс, уж если ты лошадь получишь, то будет она хороша!
Вошёл Ганс в комнату, но мельник сказал ему, чтоб не смел он и за стол садиться, так был он оборван и весь в лохмотьях, – стыдно-де будет, если кто зайдёт в дом. И вынесли ему немного поесть во двор; а когда пришло время спать ложиться, ему не позволили лечь на кровать, и пришлось ему залезть в сарайчик для гусей и улечься на жёсткой соломе.
Просыпается он утром, – а прошло уже три дня, – и вот подъезжает карета, запряжённая шестериком, – ах, как сияли кони, как блестели они, как всё было красиво! – и вёл слуга седьмого коня, и был тот конь для бедного работника с мельницы. И вышла из той кареты красавица-королевна, и вошла она в мельницу; а королевна была та самая маленькая пёстрая кошечка, которой бедный Ганс служил целых семь лет. Она спросила мельника, где его младший работник, засыпка?
И ответил мельник:
– Да мы и на мельницу-то его пустить не можем, весь он оборванный, – вон лежит он в сарае, где гуси!
И сказала тогда королевна, чтобы тотчас его привели к ней. Привели Ганса, и должен он был одёжкой своей прикрываться, и еле мог тело своё прикрыть лохмотьями. Достал слуга тогда пышные одежды, приумыл работника, приодел, и когда был он готов, то выглядел любого короля красивей. Затем королевна велела показать лошадей, приведённых двумя другими работниками. И была одна из них слепая, а другая хромая. И велела она привести тогда своего седьмого коня. Как увидел мельник того коня, сказал, что такого во дворе у него никогда ещё не бывало.
– Вот этот конь и будет для младшего твоего работника, – сказала королевна.
– Тогда уж и мельница будет его, – сказал мельник; но королевна ответила, что коня того дарит она ему, и мельница пусть у него остаётся; взяла она своего верного Ганса, посадила его в карету и уехала с ним вместе. И поехали они сперва в маленький домик, который построил Ганс серебряным топором; а он, гляди, стал огромным замком, и всё в нём внутри было из чистого золота да серебра; и вышла она замуж за Ганса, и стал он богат, – так богат, что на всю его жизнь хватило. Вот пускай никто не говорит, что раз дурак, то ни на что и не годен.
107. Два странника
Гора с горой не сходится, а люди, бывает, сходятся, иной раз добрые и злые. Так вот сошлись однажды во время странствий сапожник с портным.
Был портной небольшого роста, парень собою пригожий, всегда добродушный и весёлый. Увидал, что подходит к нему навстречу сапожник, – он узнал по сундучку, что тот сапожным ремеслом занимается, – и запел ему навстречу шутливую песенку:
Швы мне делай поживей,Тяни дратву веселей,Молоточком – тук, тук, тук!Посильней прибей каблук.Но сапожник не мог переносить насмешек, он скривил лицо, словно уксусу напился, и сделал движенье, будто собираясь схватить портняжку за шиворот. А малый наш рассмеялся, протянул ему свою бутылку и говорит:
– Да это не со зла сказано. На, выпей-ка, вот жёлчь и промоешь.
Хлебнул сапожник порядочный глоток, и гроза на его лице начала проходить. Он подал назад портному бутылку и говорит:
– Да-а, порядочно выпил, но тут дело не в жажде, а что напился, как надо, это да! Что ж, двинемся, пожалуй, вместе!
– Я согласен, – ответил портной, – если у тебя есть охота идти в большой город, где работы много найдётся.
– Да я тоже в город собрался, – ответил сапожник, – в маленьком-то местечке ничего не заработаешь, а в деревне люди охотней босиком ходят.
Пошли они странствовать с той поры вместе, шли потихоньку, не так, чтобы очень торопясь.
Времени у обоих у них хватало, а насчёт хлеба-то было маловато. Когда они приходили в какой-нибудь город, то бродили по улицам, расхваливая своё ремесло, а так как вид у портняжки был свежий и бодрый да притом были у него красивые румяные щёки, то все давали ему работу охотно, а если выпадет счастье, то, бывало, дочь мастера и поцелует его ещё на прощанье. Сойдётся он с сапожником, и всегда бывало у него в кошельке больше, чем у того. Угрюмый сапожник перекосит своё лицо и подумает: «Чем больше пройдоха, тем и счастье ему больше». А портной засмеётся, запоёт себе песенку и поделит весь заработок со своим товарищем поровну. А заведётся у него в кармане несколько грошей, велит подать себе поскорей чего-нибудь вкусного, стучит на радостях по столу так, что стаканы пляшут, и это у него называлось: «заработано легко – и прожито легко».