Сказки
Шрифт:
– А, - махнул рукой Арнольд.
– Тут говори не говори... В общем, занял я тут денег немеряно. На опыты, в сущности, занял. Мне казалось, еще немного, и я открою... Открою тау-лептонное нейтрино... Но прокинули меня хохлы.
– Какие хохлы?
– Я не сказал? Строители. Надо же было ускоритель построить. Они пообещали, деньги даже взяли, то есть все уже на мази было. Но потом пропали... У меня плохие подозрения, Илюша. Телефон их молчит. Думаю, они скрываются... Боюсь, я никогда уже не открою свое нейтрино.
– А у кого брал?
– хмуро спросил Илья, мысленно прикидывая, как ему поскладней соврать брату о невозможности продать квартиру.
– Я не сказал? Ты знаешь его... Старшину Вовка помнишь?
Илья всплеснул конечностями:
– У него что ли?
– Да. И уже проценты натекли. Он сам предложил, сказал, что после тау-нейтрино нобелевка обеспечена. А нобелевская - это миллион долларов. Немалая сумма для нас с тобой, согласись.
– Я думаю, даже для Улугбека немалая.
– Я подтвердил, да, говорю, действительно, нобелевская - миллион. Он как услышал и сразу такие проценты мне вломил...
– Чего ж ты не сказал, что нобелевка может и через 30 лет быть вручена.
– Да постеснялся как-то.
– Ладно, ты пока посуду помой, а я помозгую.
Пока шумела вода и не посмевший отказать брату Арнольдик мыл засохшие на прошлой неделе тарелки, Илья мучительно размышлял, как бы покорректнее отказать брату.
– Ну как, вымыл?
– Немного осталось. А кому ты квартиру продашь? Никого нет на примете?
– Мой, мой...
– И сколько, интересно, за нее можно выручить?
После помывки посуды, Илья по-братски попросил Арнольда вымыть полы и отдраить пожелтевший унитаз:
– А то у меня рука болит, не могу делать ничего.
"А ты подожди, пока рука пройдет. Столько лет не мыл. Можно еще недельку потерпеть," - хотел было отказать Арнольд, но постеснялся. И потом, если уж продавать квартиру, так в лучшем виде.
– Я бы мог... ну и вонища... через своих в институте провентилировать вопрос с квартирой, как корректно продать квартиру, чтобы не кинули, бубнил Арнольд, стоя на коленях перед унитазом с закатанными по локоть рукавами.
– А то сам знаешь, какие сейчас времена. Рисковать-то нам с тобой сейчас никак нельзя. Как думаешь, это все быстро можно оформить?
– М-м? Нет, не знаю... Не отвлекайся. Я сам об этом подумаю. Не утруждай свой мозг, он ценен для науки. Я сам подумаю, как бы мне тебе... Ты домыл там? Слушай, а у меня квартира не приватизированная.
– Ты же говорил, что приватизировал! Даже свидетельство о приватизации розовое показывал.
– А, да... Я забыл. Ну что тебе еще сказать?.. Слушай, там на балконе всякого барахла стоит немеряно. Ты уж вынеси, пожалуйста. Да и балкон я сроду не мыл...
– Балконы не моют.
– Ну это те не моют, кто хочет всю жизнь в свинстве прожить. Я же не свинья.
...Пока Арнольд с ведром воды пидорасил братский балкон, Илья на кухне раздумчиво растягивал меха гармоники. Думку тугую мыслил. Причин для отказа родному брату он не находил, а просто так беспричинно отказать родному человеку Илье было неудобно. Ближе-то ведь не было у Ильи никого. Родная кровь. "А может, его поддеть под ноги, да и сбросить с балкона вниз? Неожиданно подумалось Илье.
– И проблем никаких." Некоторое время Илья представлял, как бы мог половчее ухватить брата за ноги. Например, сказать ему: "Смотри, слон!" Он перегнется через перила и тут его очень удобно за ноги - раз!
"Нет, нельзя так поступать, - вздохнул Илья после здравых прикидок. Третий этаж. Может не разбиться до смерти. И потом неудобно будет в глаза ему смотреть. Лучше сквозь землю провалиться... Был бы хотя бы пятый этаж. А лучше восьмой-девятый. И почему Хрущев такие низкие постройки для людей выдумал?"
– Илюша, брат,- Арнольд вышел с балкона с полным ведром грязной воды. Я смотрю на тебя, и сердце мое умиляется: родная ж ты мне душа! Никого же у тебя ближе нету, чем я, брат твой кровный...
"А может, его отравить?
– внезапно пришло в голову Илье.
– Но чем? Он ведь, еврейская морда, что попало не жрет, националист чертов."
– Ты для меня - что я для тебя, - говорил меж тем Арнольд, сливая в унитаз ведро, и голос его сливался с плеском воды.
– Мы - братья. Братья мы. Кто из нас более матери ценен?
– А у тебя, кроме меня еще Улугбек есть, - вдруг сообразил Илья и обрадовался сам себе.
– У него, морды азиатской, денег куры не клюют. У него попроси! А то у меня только квартира эта да и все.
– Да ходил я к нему, - Арнольд вышел из туалета с пустым ведром в левой руке и тыльной стороной правой ладони вытер лоб.
– Не дает.
– Как не дает?
– удивился Илья.
– На каком основании?
– Ни на каком не дает. Просто не дает и все. Безосновательно.
– Просто не дает и все?
– Просто не дает.
– Ну и я не дам!
– облегченно выдохнул Илья.
– Я что, блядь, глупей этого толстого борова? Пусть он сначала. Тем более, он старший. И ты тоже хорош - не мог его продавить что ли? Сам виноват.
– Брат! Как же так! Мне твоя квартира очень нужна!
– Я всегда знал: херней ты занимаешься с этой нейтриной. Говорил тебе сколько раз: иди работай, хватит уже... Нет, все детство в жопе играет! Доигрался. Глаза б мои тебя больше не видели!
– Илюша!
– Уходи, уходи... К Улугбеку иди. Скажи, я послал. Он меня знает. Давай, давай...
Илья начал выталкивать Арнольда из кухни к двери.
– Брат! Ради мамки нашей общей!
– Мамка померла давно... Иди. Ведро только поставь. Вот тебе бог, как говорится...