Сказки

О. Кипренский. Портрет поэта Александра Сергеевича Пушкина. 1827

Как можно не любить сказки! Кто не слушал их с восторгом и замиранием сердца в раннем детстве, а нередко зачитывался ими и в возрасте постарше. Дети вырастают, запоминая навсегда рассказанные мамами и бабушками сказочные истории, повторяя наизусть любимые фразы и диалоги из сказок-мультиков, играя в компьютерные игры на сказочные сюжеты… Детская жизнь буквально

А между тем литературная история сказки начинается совсем недавно, только со второй половины восемнадцатого столетия. До этого времени на протяжении веков она хранилась в памяти народной, как и песни, былины, пословицы. И на протяжении веков была на Руси самым гонимым жанром.

«Басни баять», «сказки сказывать небылые» (видимо, волшебные. – Н.Т.) запрещалось еще древнерусскими проповедниками, а позже правительственными указами. В учебнике юношества XVIII века – книге «Юности честное зерцало» – рекомендуется «всяких побуждений к злочинству и всякой злой прелести бегать, яко: блудных писем, блудных повестей, скверных басен, сказок, песней, историй, загадок, глупых пословиц и ругательных забав, и издевок, ибо все сие есть мерзость перед Богом…» [Елеонский С.Ф. Сказки в быту и рукописной литературе XVIII века // Ученые записки МГПИ им. Потемкина. Т. XXXIV. М., 1989. С. 89]. Отметим, что определением «скверные» обозначены в перечне самые популярные жанры народной поэзии.

Почти не встречается текстов народных сказок в древней русской литературе, тогда как тексты былин и старинных повестей записывали, сохранились многочисленные их сборники. А сказку считали недостойной записи писцы и книгочеи даже и восемнадцатого века – нет на его протяжении сказочных рукописных сборников. Это неприятие сказки, небрежение ею отражает традиционное официальное отношение к ней, сложившееся еще во времена скоморошества. Лишь в архивных делах «Тайной канцелярии» (при Екатерине II) встречаются записанные тексты сказок: как и в старину, их запрещалось рассказывать, следовательно, подслушивали и доносили.

Но для всего населения России «злая прелесть» сказки оказывалась неподвластной никаким запретам – ее рассказывали на протяжении веков, передавали от поколения к поколению «из уст в уста» и любили в равной степени в крестьянской избе и в барских хоромах.

О распространенном обычае рассказывать сказки взрослым и детям свидетельствуют воспоминания таких разных писателей, как Д.И. Фонвизин и С.Т. Аксаков, их писали А.Н. Радищев и И.И. Дмитриев, а И.А. Крылов в комедии «Кофейница» описывает особую крестьянскую повинность – рассказывать по вечерам сказки барыне, пока та не заснет. Да что барыне, А.Т. Болотов в своих «Записках…» подобное поведал о фельдмаршале Апраксине, в кибитке которого он увидел солдата-гренадера, который во все горло рассказывал командующему армией на сон грядущий сказку. Конечно, молодой офицер осудил это «низкое» занятие во время большой войны и счел его неприличным для фельдмаршала великой армии.

Искусство рассказывать сказки ценилось на Руси высоко. Имена двух сказительниц вошли даже в историю русской литературы – это ключница Пелагея из семьи Аксаковых и няня Пушкина Арина Родионовна. Иногда умение «сказывать сказки» становилось профессией, добывало средства к существованию: «Потешники странствовали из одного места в другое, нанимаясь за деньги на всякие увеселительные должности. Сказки и песни записывались дворецкими (в барских домах) на тот случай, когда не будет потешников» [Сахаров И.П. Русские народные сказки. СПб., 1841. С. 65]. Это явление было распространено в восемнадцатом и в начале девятнадцатого столетия.

В 1797 году газета «Московские Ведомости» поместила такое объявление: «Некоторой слепой желает определиться в какой-либо господский дом для рассказывания разных историй с разными повестями со удивительными приключениями и отчасти русских сказок» [Елеонский С.Ф. Цит. изд. С. 87]. Текст этот должен быть особо отмечен, потому что он принадлежит человеку, знакомому не только с устной сказочной культурой, но уже и с содержанием русских сказочных сборников, которые появились в последние десятилетия восемнадцатого века и оказали огромное влияние на развитие всей русской литературы и литературной сказки в частности.

Прочитать сказку (именно прочитать, а не прослушать ее в рассказе няни или бабушки) русские люди впервые смогли именно в этих сборниках, выходивших в 1780–1790 годы. Составленные М.Д. Чулковым, В.А. Лёвшиным, М.В. Поповым, П. Тимофеевым и другими литераторами, сборники носили заглавия «русских», «славянских», «древних» сказок и представляли собой попытку создания сказочного предания, аналогичного европейскому волшебно-рыцарскому роману.

Содержание сборников было очень пестрым, их наполняли переложения европейских рыцарских романов, «русифицированных» материалом былин, волшебные и фантастические повести, пересказы сказок о феях, русских волшебных и восточных сказок; в виде эпизодических вставок во многие тексты включались и бытовые русские сказки для придания им народного колорита и занимательности (о ворах, монахах, ведьмах, суевериях, солдатские сказки и т. д.).

Использование в сборниках материалов исторической старины, былинного эпоса, народной сказки, изобретение «древнерусской мифологии» – все это черты осознанной деятельности по созданию русского или общеславянского предания, сообщения ему черт национальной достоверности. В.А. Лёвшин в предисловии к сборнику «Русские сказки», вышедшему анонимно, именно устные произведения народного творчества называл сокровищницей памяти народной, сохранявшей в веках понятия и предания древности: «Романы и сказки были во все времена у всех народов; они оставили нам вернейшие начертания древних каждыя страны народов и обыкновений» [Русские сказки. М, 1780. Т. 1. С. 2].

И хотя русская сказка занимала в этих сборниках далеко не главное место, хотя все сказки были в них «пересказаны», а иногда сильно переделаны составителями, значение сборников огромно – они в конце XVIII века популяризировали почти все наиболее распространенные в народной русской традиции сказочные сюжеты. Материалы их некоторое время даже воспринимались как истинно народные и изучались исследователями и теоретиками литературы как древние источники. Так, А. Калайдович, например, изучал их как достоверные источники народного творчества, а А.Ф. Мерзляков в «Краткой риторике» давал определение литературной сказке как жанру, опираясь на материал этих сборников. По Мерзлякову, литературная сказка «основана на народных рассказах и несбыточных чудесностях», «времена рыцарские и баснословные царства фей есть обыкновенные магазины для сего рода сочинений» [Мерзляков А.Ф. Краткая риторика. М., 1809. С. 70].

Об огромной популярности лёвшинско-чулковских сборников сказок свидетельствуют порожденные ими новые жанры в литературе и в театре. Многие писатели конца восемнадцатого века откликнулись на возросший интерес к сказке. Кней обратились А.П. Сумароков, М.М. Хемницер, И.И. Дмитриев и даже Екатерина II; правда, русские национальные сказочные сюжеты использовал только Сумароков. Сказки Хемницера (мало различимые с его же баснями) ориентированы на традицию французской нравоучительной, а Екатерины II – на жанр волшебно-аллегорической европейской сказки. И все они представляют собой только подступы к освоению сказочного жанра.