Сказочка
Шрифт:
Уже подъезжая ко дворцу, принц вспомнил, что ездил не за чем-нибудь, а за будущей женой. И с кем же он возвращается?
«Вот и прекрасно! — ухмыльнулся он. — Посмотрим, что скажет святой отец на этот раз!»
Ворвавшись в зал, Филипп направился прямо к архиепископу.
— Ты вернулся, сын мой, — заулыбался тот.
Но, увидев рядом с принцем худую ободранную фигуру, нахмурился.
— Кого вы привели?
— Ваше высочество, — добавил принц.
— Ваше высочество, —
— Это моя суженая! — рявкнул Филипп. — Так, кажется, пророчила Книга Предсказаний?!
Архиепископ с изумлением смотрел на безобразную девушку и не мог вымолвить ни слова. Наконец, совладав с собой, он, не скрывая отвращения, брезгливо произнес:
— Как твое имя, дитя?
Но та, вместо того чтобы скромно потупить свои омерзительные очи, вдруг гневно сверкнула ими, и в полной тишине раздался ее глухой, хриплый голос:
— Дитя зовут ее высочество Ярославна Орибльская, законная дочь его величества Ярослава Мудрого и единственная сестра его величества Ярослава VI, ныне правящего.
— Легендарная принцесса Приморья? — возопил отец Симон, с благоговением взирая на проступившую из-под спутанных волос диадему.
— Да, забавно вышло, — пробормотал Филипп, почесывая затылок. — Будем знакомы — принц Филипп: каштановые кудри, громадные глаза, благородное лицо, а в плечах шире самого себя в два раза.
Анфиса почувствовала, как краска стыда заливает уши. Но ее смущение было недолгим. С мгновенно исказившимся от гнева лицом она тихо прошипела:
— А ноги от шеи? Забыл?
С этими словами она влепила будущему мужу звонкую затрещину, проделав это пусть не с царственным величием, но с наглостью, дозволенной лишь королям.
Свадьба была назначена через месяц — за день до коронации. И вот этот срок приближался. Все это время будущие супруги развлекались как только могли: въезжали на лошадях в театр, устраивали званые обеды на сеновалах, тамадили на крестьянских свадьбах и т. п. Делали они это без особого напряга, и скоро все королевство знало, что будущие король и королева «свои в доску». Нельзя было сказать, что со стороны принца с принцессой это был хорошо продуманный дипломатический шаг. Но результаты оказались налицо: их популярность росла с каждым днем. По деревням ходили уже целые легенды о том, как однажды в одно ясное, солнечное утро по сельской дороге проехали два всадника. Он и Она. Он был высок, широкоплеч, красив, а она — стройна, зеленоглаза и прекрасна. Конечно, в этом было зерно правды, но такое чахлое, что вот мне, например, плакать хочется. Однако народ нуждался в идеале. Зачем им знать, что, несмотря на богатырские плечи, росту в будущем короле не более пяти с половиной футов, а стройность принцессы была скорее подростковой худобой, нежели девичьим изяществом.
Шли дни, и Филипп все больше и больше сходил с ума по будущей жене. Она была страшно неуравновешенна и состояла из сплошных противоречий. Но, как ни странно, принцесса могла навязать свою волю всем, даже отцу Симону. Так, она заставила его играть с ними в «знатоков». Святому отцу досталась роль Пал Палыча, принц был Шуриком, а сама принцесса — экспертом Кибрит. И самое главное, что все прекрасно получилось. Архиепископ послушно твердил: «Да, Зиночка. Конечно, Зиночка!» А сам Филипп с глупой рожей повторял: «Я доложу генералу».
Но больше всего принца беспокоило не это. Дело было в другом. Может, это звучит смешно, но за все время их совместных путешествий и ночлегов на сеновалах у него с принцессой, кхе-кхе, как бы это сказать… ничего не было.
И при этом надо заметить, что будущая королева вовсе не страдала излишней скромностью. В любой момент она без особой стыдливости могла залезть к нему на колени и заявить, что хочет спать. Или, радостно хрюкая и обнимая за шею, часами шипеть в ухо, изображая, как «ежики целуются». Но не больше.
Однажды Филипп все-таки умудрился поцеловать ее, но тут же пожалел об этом. Она бешено отбивалась, кусаясь и царапаясь. Потом в гневе швыряла в него всем, что под руку попадется. А под конец надавала по мордам и, обозвав «похотливым убийцей», выгнала из комнаты и заперлась на ключ.
Простила она принца только тогда, когда, забравшись на ее балкон по водосточной трубе, он прожил там целых три дня (вот уж она веселилась, строя рожи из-за стекла).
В остальном жизнь их протекала довольно мирно. Не считая еще одного случая.
Однажды принцесса — как всегда, после трех мощных ударов в дверь, от которых сотрясался весь замок, — ворвалась в его кабинет и прямо с порога закричала:
— Филя, давай заведем бэби!
— Не стоит так надрываться, Матильда, — заметил принц. — Если ты хочешь, чтобы об этом узнало все королевство, достаточно только развесить объявления.
Но Анфиса, пропустив его слова мимо ушей, уже уселась к нему на колени и преданно заглянула в глаза:
— Филя, как ты думаешь, на кого он будет похож?
— Кто?
— Наш ребенок.
— Ну, — задумался Филипп, — скорее всего на кого-нибудь из нас. А что, у нас будет ребенок?
— Да я вот думаю. Если он будет похож на тебя, то зачем ему мучиться?
— А почему это он будет мучиться? — нахмурился принц, сдвигая корону на затылок.
— Почему? Да ты посмотри на себя. Куда он с такой рожей денется? У тебя же не лицо, у тебя харя!
— Ладно! — прервал ее Филипп. — Если тебе так не нравится моя внешность, рожай его похожим на себя. Вот уж красавчик получится!
— И рожу! — обиделась Анфиса. — Обойдусь без твоей помощи!
— Да-а? — усмехнулся принц. — Слушай, Матильда, а как ты это, интересно, собираешься сделать?
— Объяснить?
— Не надо, — поспешно ответил принц. — Но где же твой вкус? У отца Симона рожа еще противней, чем у меня. Пожалей нашего малютку!
— Каждый всё понимает в меру своей испорченности.
— Да, я воспитывался в борделе. Но, глядя на тебя, я понимаю, что есть места еще более развратные, чем то, где я провел свое безгрешное детство.