Сказочная древность Эллады
Шрифт:
— Молчи, не нарушай тишины, — шепнул ему карлик. — С тех пор как земля стоит, никакой звук не оглашал этих сводов, не тревожил глубокого сна застывшей природы. Посмотри кругом себя: ты еще не все видел.
Акает поднял свой фонарь, стараясь побороть его лучами таинственный полумрак скрытого за белыми столбами пространства. — Мало-помалу он разглядел противоположную стену. Ему показалось, что это водопад: совершенно ясно были видны разбушевавшиеся волны, точно по трем ступеням низвергавшиеся в бездну. Только шума не было слышно, несмотря на близость; и Акает понял,
Он стоял как привороженный: было что-то блаженное в этой ледяной тишине. Он чувствовал, что она и его всего проникает, усмиряя все его мысли, желания, заботы. Не хотелось покидать этой обители безмолвия и бесстрастия.
— Идем! — шепнул ему карлик. Он его не слышал; родник слуха застыл в нем так же, как и этот водопад. Да где он, этот водопад? Акает его более не видел. Он видел только ближайшее, да и то в каком-то белом тумане. Будь он один, он и не тронулся бы с места, сам бы застыл и покрылся бы пушистым мхом кристаллов, как один из этих столбов вокруг него.
Но карлик к нему решительно подошел.
— Знаю вас, чары зимы, — сказал он тихо, но властно, — стряхни их, питомец, и за мной!
Он потянул его за руку — сопротивляться было невозможно. Нехотя пошел за ним Акает, все оглядываясь, пока последние огоньки волшебного грота не погасли во тьме.
Опять начался томительный спуск по влажным и грязным проходам; Акает мало-помалу пришел в себя. Грязи становилось все меньше и меньше, и в спертом воздухе повеяло теплотой. Вдруг при одном повороте Акает заметил вдали какое-то бледное сияние. Он указал на него карлику. Тот улыбнулся:
— Это, мой друг, то ваше богатство, о котором вы не знаете и без меня не узнали бы никогда. Погоди, еще не то увидишь.
Сияние приближалось и делалось все ярче и ярче; это была точно белая жила в бурой стене. Издали казалось, что она даже дымится; но нет, это был влажный туман, наполнявший все полости земли и здесь только заметный.
— Ну, Акает, что скажешь? — спросил карлик, когда они подошли вплотную к светящейся жиле. — Коснись ее смело рукой, она не жжет.
— Серебро! — воскликнул мальчик. — Литое серебро, как в храме Афины-Паллениды!
— Да, питомец; только все сокровища Паллениды, не во гнев ей, блаженной, будь сказано, — это капля в море в сравнении с этой роскошью. Погоди, отдохнем; ты, я думаю, и не заметил, что мы с тобой второй день в пути. Отдохнем и заодно закусим; хотя я и вдохнул в тебя чудесную силу, однако всему есть предел, и подкрепиться полезно.
— О да! Кабы кусок хлеба и глоток вина, было бы совсем хорошо.
— Ни того, ни другого дать не могу: мы берем дары Матери-Земли прямо из ее рук. Но вот тебе получше — яблоки, как их растила святая до преступления Протанора.
С этими словами он вынул из своей котомки три румяных яблока и дал их Акасту. От одного их запаха захватило дыхание у мальчика; когда же он их отведал — его кровь заиграла, как весенний родник нагорной поляны.
— Боги! — сказал он восхищенно, — да это не яблоки ли Гесперид у тебя находились в котомке?
— Совсем
— С жилой на моей руке.
— Недурно. А еще лучше будет, если ты скажешь, с древесной веткой. Ты действительно имеешь перед собой одну из многих ветвей подземного лаврийского дуба.
VI
Акает с удивлением посмотрел на своего маленького учителя.
— Лаврийского дуба? А я думал, что Лаврий — это гора, а не дерево.
— Он и то и другое, мой милый. Скажи мне, ты видел когда-нибудь затопленный дуб в половодье?
— Никогда.
— Конечно, не мог; для этого тебе надо было жить при царе Огиге. Но ты можешь себе представить: все поле залито водой, и дуб только на сажень из нее выдается. Какой будет вид его вершины?
— Дюжина зеленых бугров, в середине повыше, к краям все ниже и ниже.
— Верно. Так вот таков же и ваш Лаврий с его сопками различной вышины. И как там из-за зелени не видно ветвей дуба, так и здесь их не видно из-за известняка, сланца и других пород. Но все же они есть, и здесь перед тобой — главная серебряная ветвь Фенолы.
— А где же ствол?
— До него мы живо доберемся. Следуй за мной. Но сначала потушим фонари; здесь и без них светло.
Пробираясь дальше вдоль серебряной ветви, они вскоре дошли до того места, где между ней и верхними пластами виднелся промежуток, постепенно увеличивающийся. Карлик подставил свои плечи:
— Взберись наверх и держись там за нависший пласт, чтобы не поскользнуться на гладком серебре.
Немного спустя они оба были на ветви, довольно круто спускающейся куда-то далеко, в озаренную белым сиянием пропасть.
— А теперь, Акает, не робей: садись так, как сижу я, упираясь ногами мне в поясницу. Мы поедем каждый на своей паре, как на полозьях. Захочешь замедлить ход — откинься телом назад. Только без нужды не замедляй: увидишь, это очень весело.
И они поехали. Вначале Акает повизгивал от страха, столь головокружительной показалась ему быстрота; но скоро он к ней привык и только смеялся своим звонким детским смехом.
Спустя некоторое время в отдалении показалось новое сияние, сначала бледное, затем все ярче и ярче.
— Это — ствол! — крикнул карлик Акасту. — Теперь я сам советую тебе замедлить ход.
Акает откинулся телом так, что его волосы почти коснулись поверхности серебряного сука; медленно и плавно они продолжали путь и вскоре очутились там, где их сук отделялся от ствола лаврийского дуба.
— Этот блеск, — сказал Акает, вставая, — начинает мне слепить глаза. Там наверху он был так бледен, как свет новой луны; чем ниже мы спускаемся, тем ярче он горит. Отчего это? Я видел много серебра в храме Паллениды; но оно сверкало только днем и гасло в сумерки. А это своим светом светит. Откуда у него эта сила?