Сказочная фантастика
Шрифт:
Подъем был крут, и Джиб остановился передохнуть, прислонившись к обросшему мхом валуну.
“Не люблю я леса”, — подумал он. Оказываясь в лесу даже на короткое время, Джиб сразу же начинал тосковать по болотам. В лесе была угрюмость, а болота были открыты. На болотах каждый знал, что он собой представляет, а здесь ты чувствовал себя потерянным и смущенным.
5
Снивли, гном, сказал:
— Значит, ты пришел за своим топором.
— Если он готов, — ответил Джиб.
— Еще как готов, — пробурчал
Вход в пещеру был на склоне холма, а ниже ее зева тянулся глубокий разлом, заваленный кучами земли и шлака; об их происхождении говорили следы колес тележек, с которых сваливали здесь отходы из шахтных стволов. Отвалы были такими старыми, что на покатых склонах куч земли и шлака выросли вполне внушительные деревья, и кроны некоторых из них дотягивались даже до другой стороны разлома. Во тьме пещеры, врезанной глубоко в склон холма, полыхали горны, в которых плавился металл, и были слышны гулкие удары молотов.
Снивли направился в пещерку поменьше, которая прямым ходом соединялась с основной.
— Вот здесь, — сказал он, — мы можем посидеть в мире и покое и отдохнуть от этого гула. И более того — здесь мы не попадем под колеса тележек.
Джиб положил один из свертков на полку, протянувшуюся вдоль стены пещеры.
— Копченая рыба, — сказал он, — и еще кое-что. Другой сверток для отшельника.
— Я уже несколько лет не видел его, — промолвил Снивли. — Бери стул. Я только недавно обтянул его новой шкурой. Он очень удобный.
Джиб сел на предложенный стул, а гном расположился на другом, повернув его так, чтобы оказаться лицом к гостю.
— В сущности, — продолжал он, — я видел отшельника только один раз. Соседский визит, так я считаю. Я принес ему в подарок парочку прекрасных серебряных подсвечников. И больше не ходил туда. Боюсь, что смутил его. Мне как-то неловко рядом с ним. Конечно, он ничего не сказал…
— Он никогда не сделал бы ничего подобного, — заметил Джиб. — Он очень вежлив.
— Мне не следовало являться к нему, — сказал гном. — Когда так долго живешь в землях, населенных людьми, и так много имеешь с ними дел, то невольно начинаешь забывать о разнице между нами. Но для отшельника и, полагаю, для многих других людей, я — живое напоминание о ином мире, к которому я принадлежу и к которому многие из людей относятся с презрением и ненавистью, на что у них есть свои причины. В течение долгих лет и люди и многие мои соотечественники жестоко и яростно боролись друг с другом, не зная жалости, и часто, как я думаю, забывали о чести и достоинстве. Потому-то отшельник, который, как ты говоришь, является весьма любезным человеком, не знает, как обращаться со мной. Он наверняка понимает, что я совершенно безобиден и не представляю никакой опасности ни для него, ни для его расы, и все же ему как-то неловко. Если бы я был чертом или, скажем, какой-то разновидностью демона, он бы знал, что делать. Окропил бы меня святой водой и стал бы читать заклинания. Но хотя я не черт, каким-то странным образом я связан для него с представлением о нечистой силе. И все
— И все же он взял подсвечники.
— Да, взял. Очень любезно и от всей души поблагодарил меня за них. Он джентльмен до мозга костей и не мог швырнуть их мне в физиономию. Взамен он вручил мне золотую цепочку. Я думаю, что когда-то ему преподнес ее какой-нибудь важный посетитель, потому что у отшельника нет денег покупать себе такие дорогие вещи. Я часто думал, что он должен был оставить ее у себя и дать мне куда менее ценный подарок. Все эти годы я ломал себе голову, что мне делать с этой золотой цепочкой. Я и вешал ее на грудь, и снимал, и так прикидывал и этак, но все равно не решил, что с ней делать. Подумал даже, что можно бы продать ее и купить что-нибудь более стоящее, но я не тороплюсь с окончательным решением, потому как, что ни говори, это подарок и он пробуждает во мне сентиментальные чувства. Подарки не полагается продавать, особенно, если они получены от такого хорошего человека.
— Мне кажется, — сказал Джиб, — ты все это выдумываешь — о том, что ты смутил отшельника, я имею в виду. Я, например, когда бываю с тобой, не испытываю таких чувств. Хотя, если говорить совершенно откровенно, должен признать, что и я не человек.
— Ты куда ближе к нему, чем я, — заметил гном, — и в этом-то вся разница.
Он поднялся.
— Я принесу твой топор и хочу тебе показать еще кое-что. — Он пощупал сверток, который Джиб положил на полку. — За это я предоставлю тебе кредит. Да он у тебя и так еще остался, даже не считая топора.
— Я всегда хотел спросить у тебя, — сказал Джиб, — да все не мог набраться смелости. Все Люди с Болот и Люди с Холмов и даже многие человеческие существа, которые не знаю., как писать, приносят вам дары, и вы открываете им кредит. В таком случае вы, должно быть, умеете писать.
— Нет, — возразил гном. — Я не умею писать. Да и мало кто из нас умеет. Может, гоблины. Особенно те, кто болтается вокруг университета. Но мы, гномы занимаемся торговлей, и потому разработали систему отметок, с помощью которых ведем счет. И к тому же очень честно.
— Да, — согласился Джиб, — исключительно честно. И очень точно.
Снивли ушел вглубь помещения и стал рыться на полках. Вернулся он с топором, насаженным на древко из гикори.
— Думаю, — сказал он, — что уравновешен он точно. Если нет, вернешь, и мы поправим.
Джиб с восхищением взвесил топор на руке.
— Лежит, как влитой, — сказал он. — Точно, как надо. Если же придется что-то подправить, я и сам справлюсь с такой мелочью.
Он положил топор лезвием на ладонь, поглаживая блестящий металл.
— Прекрасно, — похвалил он. — Просто прекрасно. Если за ним ухаживать, будет мне служить всю жизнь.
Снивли был польщен.
— Он тебе нравится?
— Мастерская работа, — подтвердил Джиб. — Как мне и хотелось.
— Ты еще посмотришь, какое у него лезвие! Но осторожнее с камнями. Ни один топор не устоит против камней.
— Я буду осторожен, — пообещал Джиб. — Слишком хороший топор, чтобы небрежно обращаться с ним.