Сказы Капкыдадыча
Шрифт:
Ефим Трофимович пожал плечами.
– Того не ведаю, Валёк. Я, как собаки-то завыли, выбежал на улицу и сразу к Никитинскому дому двинул… Там их и застал.
Федотов недоумённо уставился на старика.
– Кого “их”?
– Да Никитина с энтим самым волком. Здоровенный, знашь, такой. Будто телок.
Вальку вновь передёрнуло.
– Да-а, морда
Ефим Трофимович отобрал у потянувшегося к бутылке сотоварища стакан.
– Ты погоди, надоть дело до конца довести.
– Какое дело, какое дело?! Ты што, хочешь со своею пукалкой этава волка завалить? Не смеши. Тут пару карабинов надо, не меньше. А так нечего и соваться.
– А я думал, у тебя что…
– Думал, думал… Индюк тоже думал. В селе один карабин был, да и тот председатель этому Никитину хотел отоварить…
Валька от мелькнувшей у него неожиданной мысли даже забыл обидеться на Ефимыча за отнятый самогон.
– Слушай, дед, а как же этот фраер с волком-то закорешился?
Ефим Трофимович поднял указательный палец кверху и многозначительно проговорил:
– Во-от, Валя, тут-та весь фикус и зарыт. Не иначе энто волколак.
– Кто-о-о?
– Волколак… оборотень!
“Чего ты взбеленился?”
Волк неотрывно смотрел в окошко.
“Там люди”.
“Да какие в такую пору люди? Может, пьяный прошёл”.
Волк втянул в себя воздух и отошёл к печке.
“Не пьяные”.
Василий Никитин приводил в порядок карабин и с безмятежным спокойствием совершенно уверенного в себе человека смазывал затвор.
“Пока собаки не угомонятся, на улице делать нечего”.
Волк зевнул.
“Они не успокоятся”.
“Ничего, Коля, устанут пасть рвать, успокоятся. Шавки – они и есть шавки”.
Ближе к полночи волк снова потянул носом.
“Тебе лучше спать лечь”.
Василий в ответ зыркнул в его сторону с нескрываемым пренебрежением.
“А ты мне не указывай. Если б тебя, шалопая, здесь не разыскал, то через неделю-другую какой-нибудь хмырь подстрелил бы или
“Не мог я больше среди людей”.
“А сам-то ты кто? А, Коленька? Никак себя уже в волки записал? Ты, братец, ежели около людей не ужился, то и в лесу чужим будешь”.
Волк тяжело вздохнул всем своим огромным телом и смежил веки.
“Эхх, Вася, в волчьей шкуре совсем по другому жизнь ощущаешь… Свобода, что ли? Но полная! Без всяких придумок. Словно у меня две жизни или крылья. В школе про эволюцию рассказывали, что человек – венец природы. А по мне ничего лучше нет, чем волком быть. И обратно перекидываться совсем не хочется”.
Василий досадливо качнул головой.
“Да-а… Дура ты! Что есть, полная дура. Батя же говорил, что не надо без нужды оборачиваться. Волком проще быть, оттого наша пугливая натура просит евоной свободы. Человек и есть “венец”, только горки, на которые он взбирается, такие крутые, что взобраться на них не каждому даётся. И все, кто, подобно тебе, со своей дороги сворачивает, становятся бездушными… демонами. Ты вот сколько времени в шкуру влезаешь?”
“Сейчас дня три, а раньше неделю уходило, после приходилось где-нибудь отлёживаться”.
“Во-от, Коленька, дальше ещё быстрей будет, только в человека возвращаться станет всё трудней и трудней… Пока вовсе не расхочется. То, что Надя от тебя ушла, ещё не повод мир охаивать. С таким характером много горького нужно испить, чтобы людьми не хворать… А Надя, как узнала, что ты пропал, так от меня не выходила. Всё у телефона сидела, ждала, что из милиции позвонят”.
Волк поднял голову и оглядел человека со снедающим вниманием.
“Да ей то что? Всё равно бы маялась”.
Долгое время братья молчали каждый о своём. Собачий вой на самом деле стал постепенно затихать. Уже под утро Василий поднялся и полез на полати.
“Утром же пойду звонить в район, договорюсь с машиной. А ты покамест начинай очеловечиваться… Я сказал”.
Волк безмолвствовал.
Конец ознакомительного фрагмента.