Скелет дракона
Шрифт:
Джироламо. Зачем писать голого человека?
Верроккьо. А почему нет?
Джироламо. Это язычество!
Верроккьо. Вовсе нет. Господь создал нас голыми, фра Джироламо, даже вас.
Смех. Судья стучит молоточком.
Судья. Почему гол натурщик, – я понимаю. Но почему был раздет художник? Это вы обучили их такому методу, мастер Андреа?
Верроккьо. Я? Нет! Почему Леонардо
Смех.
Джироламо. Нет! Он разделся именно для того, чтобы возбудить юного Якопо! А зачем?
Сандро. Чтобы написать… Ведь этого ещё не было в живописи!
Джироламо. Вот! Именно через вот эту жажду нового, не освящённого веками, не подкреплённого традицией, шокирующего и будоражащего приуготовляет дьявол пути антихристу! Вам лишь бы удивить, пощекотать нервы, перевернуть души! А разве можно переворачивать души? Духовная содомия во сто крат опаснее телесной!
Гул в зале.
Настаджио (Пьеро). А я ему говорю: дурачок, надо думать о том, чтобы имя твоё было всем известно, репутация, уважение – вот что важно! Пусть во Флоренции, пусть в Генуе, хоть в самой Португалии, везде! Каждая собака пусть знает имя Веспуччи!
Пьеро в раздражении поворачивается к Настаджио. Тем временем Верроккьо возвращается в зал, а Судья медленно собирает бумаги и поднимается.
Пьеро. Сер Настаджио. Дай послушать… Это всё-таки мой сын.
Настаджио. Байстрюк, Пьеро. Чего ждать от байстрюка? Да не волнуйся ты! Не забыл я твою просьбу, замолвил словечко. Наша Симонетта благополучно разрешилась от бремени, синьор Джулиано похоронен.
Пьеро. Так где же Медичи?
Настаджио. Лоренцо – Великолепный! Любит эффектные появления.
Судья. Итак, раз прямых свидетельств нет, значит, и содомитами никого здесь назвать нельзя.
Джироламо. А Якопо? Все же знают, что он!..
Судья. Кто – все, фра Джироламо?
Джироламо (показывает на Леонардо, Пьетро и Сандро). Они! И пусть они скажут! Зачем они его раздели? Сами разделись? Зачем глядели на его восставший мэлос?
Судья. Мастер Пьетро?
Пьетро (шмыгнув носом). Не знаю… Я девушек люблю, эччеленца…
Судья. А вы, мастер Сандро?
Сандро (пожимает плечами). Я тоже… Не могу понять… как такое… Бес попутал…
Джироламо. Вот! Бес! Вас ещё можно спасти, синьор Боттичелли!
Судья. Мастер Леонардо?
Леонардо молчит, смотрит на судью.
Судья. Мастер Леонардо, я слушаю.
Леонардо стоит, бесстрастно глядя на судью, скрестив на груди руки.
Судья. Нам нужно знать только одно: имеете ли вы склонность к содомскому греху, или же вас, как всех добрых христиан, влечёт к женщинам?
Леонардо молчит.
Джироламо (раздирает на себе одежды). Какого ещё свидетельства вам нужно? Это молчание красноречивей любого ответа! Я требую!..
Лоренцо. Ну, хватит!
Все оборачиваются на голос. Из толпы зрителей, откинув капюшон, который до этого скрывал лицо, выходит Лоренцо Великолепный. Пьеро вздыхает с облегчением.
Настаджио (Пьеро). Что я говорил?
Лоренцо выходит на середину.
Лоренцо. Сандро. Ты всегда был дружен с нами. Ты дружил с Джулиано, ты боготворил и превознёс красоту Симонетты. Я знаю, что ты не содомит.
Сандро. Конечно, синьор.
Лоренцо. Но если у тебя есть друзья-содомиты, то это ничего. За это тебя не осудят. Просто поклянись нам, что твои товарищи, Пьетро и…
Сандро. Леонардо.
Лоренцо. Да. Что они не подвержены этому греху.
Сандро. Конечно! Они никогда…
Джироламо. Зачем же они писали юного Сальтарелли в таком непотребном виде?
Сандро. Это Леонардо придумал! Ему хотелось посмотреть!
Пьетро. Это научный интерес. Он же занимается наукой… Трупы вскрывает!
Зал вдыхает, люди ошарашены. Джироламо задыхается от такого признания.
Пьетро. А что? Это чтобы человеческое тело лучше писать!
Сандро. Чтобы понимать!
Пьетро. Это же не запрещено!
Джироламо. Это пока не запрещено! Но я добьюсь, чтобы церковные власти!..
Лоренцо. Довольно, фра Джироламо. Понятно же, что этими тремя движет любопытство.
Джироламо. Которое погубило Еву! И Адама! Привело к изгнанию из Рая!
Лоренцо. Благодаря чему мы все существуем. (Судье) Я убедился в невиновности этих троих, они должны быть освобождены.