Скелет дракона
Шрифт:
Чечиллия. О, как вы тщеславны! Вы считаете, что боги создали этот мир, чтобы его мог познать художник! Мир создан для Дедала, так?
Леонардо. В каком-то смысле. Только причём же здесь тщеславие? Разве красавица не стремится роскошно одеться и подвести глаза, чтобы красота её была выражена полнее? Разве атлет не пытается развить своё тело до самой границы возможного? Так почему же имеющий разум не должен прикладывать его со всем усердием ко всякому предмету, в котором есть ещё, что изучить? А таких предметов множество,
Чечиллия. И вы согласны заплатить за это великую цену? Вроде жизни собственного сына?
Леонардо. У меня нет детей… И я пока не знаю, какую цену готов заплатить! Но если бы я только мог изучить этот мир… Если бы я только мог понять, как он устроен… Возможно, тогда я понял бы, для чего боги создали его. И, может, тогда сумел бы объяснить, куда нам идти, какие способности развивать и что именно нам следует выражать полнее.
Чечиллия (пытливо смотрит на Леонардо). Значит, вы пытаетесь постичь божественный замысел.
Леонардо. Очень трудно постичь замысел того, кого никогда не видел. Но он дал множество подсказок. И можно попытаться если не разгадать их, то хотя бы найти. Для этого надо всего лишь не прекращать искать.
Чечиллия. Сколько в вас, оказывается страсти…
Чечиллия уже подошла к Леонардо вплотную, тянется губами к его губам.
Леонардо (чуть отступает). Небесная мона, нет… простите… дело вовсе не в том… просто… это не для меня…
Чечиллия. Чепуха… А как же познание, мастер Леонардо? Разве вы не хотите познать этот мир вполне?
Леонардо ошеломлён таким поворотом, а Чечиллия наступает. Леонардо не отходит, но и навстречу не устремляется.
И тут из-за двери раздаётся истошный крик. Леонардо отходит от Чечиллии. Чечиллия, конечно, немного раздосадована. Входит пожилая служанка Леонардо. Это не Матурина из 2 действия, хотя и напоминает её общим обликом. Она некрасива, лицо сморщено, приземиста. В руках у неё корзина с овощами и какая-то дымящаяся кастрюлька, которую она брезгливо держит за длинную ручку.
Леонардо. Что там такое?
Служанка. Да вот! Взгляните! Здравствуйте, синьора, простите, я не знала, что вы здесь. Но судите сами: прихожу я с базара… овощей принесла, будем супчик варить… смотрю, на плите что-то бурлит. Ну, думаю, не иначе Зороастро наш проголодался. Подхожу, а там из кипятка на меня глядит кто-то.
Входит Зороастро, опираясь на костыли. Забинтованную ногу держит на весу. Глаз, конечно, по-прежнему повязан.
Зороастро. Ну, да. Это моё.
Служанка. То есть, как это твоё? Ты что же там собственный глаз сварил? Пресвятая богородица, матушка-заступница! Что же они творят-то в этом доме?
Леонардо. Успокойся, пожалуйста. Конечно, это не глаз Зороастро. Это глаз одного умершего, которого я вскрывал сегодня утром в госпитале…
Служанка. Ещё лучше! Я между прочим, на кухне еду готовлю на всю ораву, которая толчётся под этой крышей! А вы там глаза от мертвецов варите!
Зороастро. Ты бы предпочла, чтобы мы варили глаза живых людей?
Чечиллия смеётся: её забавляет вся эта сцена.
Служанка. Вот пожалуюсь я на вас фра Луке, будете знать! Ну, Леонардо, ну, зачем варить-то?
Леонардо. Иначе глаз никак не разрежешь, не посмотришь, что у него внутри. Как яйцо нельзя разрезать сырым, чтобы не растеклось, и можно разрезать, сварив, так, может, и глаз… Вот я и решил сварить его в яичном белке. Там белок – и тут белок, свернутся вместе, можно будет исследовать…
Служанка. Теперь вы понимаете, синьорина, почему наш мастер так мало ест? Потому, что его всё время тошнит! А заодно и нас всех!
Чечиллия смеётся.
Картина 22.
Трапезная монастыря Санта-Мария-делле-Грацие, но сейчас она не используется, как трапезная. Суетятся полуголые ученики Леонардо, у стены построены леса, кто-то строит леса рядом. Один из учеников растирает краски в корыте. Леонардо стоит высоко на помосте перед грандиозной фреской «Тайная вечеря». Она не закончена: нет лиц Христа и Иуды, не проработан фон, но основные очертания картины уже видны. За спиной Леонардо выстроились монахи. Леонардо ничего не делает, просто смотрит на картину. Монахи за его спиной недоумённо перешёптываются. В конце концов, из их среды выходит толстый монах, настоятель.
Настоятель. Мастер Леонардо! При всём уважении, но уже полчаса вы ничего не делаете!
Леонардо. Почему вы так думаете?
Настоятель. Вижу! Вам надо писать фреску. А вы её разглядываете! Это трапезная, а из-за вашей работы монахи уже два года питаются в своих кельях! Ни совместных благодарственных молитв о ниспослании хлеба насущного, ни богоугодных бесед…
Леонардо. Придётся потерпеть.
Настоятель. Ваша милость! Ну, так же нельзя! Ну, сделайте хоть что-нибудь… Ну, хоть лик Христа напишите!
Леонардо. Лик бога на земле… Как же его найти?
Настоятель. Трудно. Но можно. Возьмите за образец кого-нибудь из ваших учеников. Среди них есть вполне миловидные!
Леонардо с усмешкой смотрит на настоятеля, ученики переглядываются, монахи ропщут. Настоятель тушуется.
Настоятель. Вообразите что-нибудь! Вы же художник!
Леонардо. Здесь нужен ангел. Ангел во плоти. А такого я вообразить не могу.