Скелет
Шрифт:
Чиркаю колесиком, поджигаю фитиль и смотрю на жар оранжевого пламени.
Затем кидаю зажигалку ему на грудь.
Я ухожу, чувствуя жар за спиной, когда его тело загорается.
Выйдя на прохладный воздух, я подхожу к Кайри и подхватываю ее почти безжизненное тело на руки, мое сердце опасно близко к тому, чтобы остановиться, когда я пытаюсь нащупать ее пульс. Я провожу нас до входа в ее старый двор, тишину разрывает вой сирен. Стробоскопическая вспышка огней мелькает на близком расстоянии, в поле зрения появляется машина скорой помощи.
Когда парамедики
— Сэр, в доме есть еще кто-нибудь? — переспрашивает парамедик рядом со мной.
Я смотрю в его светлые глаза, мои тверды, как камень.
— Нет. Она — твоя единственная забота.
— Вы ранены, сэр? — он задает еще один вопрос.
Снова на мгновение встретившись с ним взглядом, я обдумываю тот факт, что он может усомниться в том, что это с Кайри сделал не я, и говорю:
— Я не знаю.
Этого достаточно, чтобы парамедик запер меня в машине скорой помощи впереди. Сжав руки в кулаки, я наблюдаю, как они разрезают майку Кайри и рубашку, которую я перевязал. Они прикрепляют электроды к ее груди и предплечьям, а нижнюю половину тела накрывают майларовым одеялом. Я, не моргая, смотрю, как на экране кардиомонитора появляются ее слабые показатели.
Вой полицейских сирен соперничает с ревом клаксона пожарной машины, когда пасмурный день за окном машины скорой помощи превращается в яркий водоворот красок и хаос.
Дверь машины скорой помощи захлопывается при виде мигающих огней и пылающего ада, запертых в доме детства Кайри.
Я провожу руками по лицу, чувство бессилия из-за того, что я не в состоянии спасти ее, душит мой контроль. Я тянусь к ее руке только для того, чтобы один из парамедиков остановил мое движение, и единственное, что мешает ему расстаться с жизнью, — это моя потребность в том, чтобы он спас ее.
Когда из монитора начинает раздаваться медленный, но устойчивый звуковой сигнал, какая-то незнакомая эмоция охватывает меня целиком — что-то похожее на надежду. Все мое существо цепляется за это ощущение, когда парамедики надевают ей на лицо кислородную маску и вводят капельницу для изотонических жидкостей.
Один из медиков подходит ближе и накидывает одеяло на мои обнаженные плечи, в то время как другой продолжает осматривать Кайри, затем пытается проверить меня на наличие травм. Я смотрю прямо ему в глаза.
— Не надо, — говорю я парню, сдерживая смертельную дрожь в своем тоне. — Она. Сосредоточься на ней.
Затаив дыхание, я наблюдаю, как парамедики работают с отчаянными, но организованными усилиями, чтобы стабилизировать состояние Кайри, одновременно замедляя кровопотерю, накладывая кровоостанавливающую марлю и оказывая прямое давление. Один парамедик достает порцию крови из холодильника рядом со мной и помещает ее в переносную грелку, в то время как другой мужчина готовит инструменты для экстренного переливания. Они могут вернуть то, что она потеряла, пытаюсь сказать я себе, наблюдая, как кровь течет по трубке в тело Кайри. Она справится.
В одно мгновение надежда — это распускающийся голубой мак с обещанием в ее открытых глазах… в следующее мгновение она гаснет.
На мониторе раздается скрежещущий сигнал тревоги.
— Она не справляется. Ритм сбивается. Начинайте искусственное дыхание, — говорит старший парамедик.
Весь мой мир рушится.
Я поднимаюсь на ноги и стою над ее неподвижным телом, глядя вниз на бледное лицо, в то время как парамедики начинают сдавливать грудную клетку и проводить искусственную вентиляцию легких с помощью мешка-маски, в то время как легкие Кайри судорожно сжимаются при предсмертных вдохах.
Я перестаю дышать. Я хочу вырвать свои легкие, чтобы заглушить боль.
Каждое мгновение искусственного дыхания обжигает, как год в аду. Это бесконечно. Мучительно. И такое ощущение, что машина скорой помощи почти не двигается.
— Расчетное время прибытия, — кричит один из парамедиков водителю сквозь вой сирен и мониторов и агрессивное гудение нашей машины скорой помощи.
— Десять минут, — отвечает водитель. Я слышу, как его кулак опускается на руль, еще один сигнал клаксона. — Затор на мосту. Впереди только что произошел несчастный случай. У нас осталась только одна полоса движения.
— Мы можем повернуть назад? Выбрать другой маршрут?
— Нет, — говорит водитель тихим голосом. — Мы в ловушке.
Я ловлю напряженные, встревоженные взгляды парамедиков, пока они продолжают искусственное дыхание, проверяя монитор на наличие каких — либо признаков изменений. Я слышу, как водитель разговаривает с диспетчером, прося полицию помочь расчистить нам путь. И пока я наблюдаю, беспомощный, чертовски бесполезный, я чувствую, как она ускользает.
Сигнал тревоги на ЭКГ меняется. Из аппарата раздается устойчивый звуковой сигнал.
Линия выравнивается по экрану.
Парамедики обмениваются еще одним взглядом. Один смотрит на пакет с кровью, прежде чем перевести взгляд на монитор. Я знаю, что он, должно быть, взвешивает шансы Кайри на выживание.
— Расчетное время прибытия, — снова рявкает он водителю. Мы почти не сдвинулись с места.
— Полиция уже в пути, чтобы выпустить нас, но никаких изменений.
Ровная линия бежит дальше, продолжительный звуковой сигнал отсутствующего пульса Кайри становится все громче в моих ушах.
Ритмичные судороги мешка вентиляции замедляются и прекращаются. Давление на грудную клетку прекращается, когда старший парамедик выдыхает и опускает голову — и ярость закипает у меня внутри.
Я не потеряю ее.
Никто не осмеливается приблизиться ко мне, когда я наклоняюсь над Кайри, прижимаясь ближе, пока парамедик снимает маску с ее лица. Я запечатлеваю поцелуй на ее холодных губах.
— Пора проснуться и вернуться ко мне, спящая красавица, — шепчу я.
Мое дыхание застревает в легких. Боль нарастает, я жажду лишь огня от ее прикосновений.