Скелеты в шкафу. Драматичная эволюция человека
Шрифт:
Как бы пророчески ни звучали эти строки, прадед Дарвина был далеко не первым человеком, которого определенные природные закономерности натолкнули на подобные мысли. По словам физика и историка науки Джима Аль-Халили, почти за тысячу лет до Эразма, в IX веке, арабский ученый Усман аль-Джахиз высказывал идеи, крайне похожие на те, которые в будущем разовьет Дарвин-внук: «Животные борются за свое выживание — за ресурсы, за жизнь и размножение. Факторы среды заставляют живые организмы развивать в себе новые свойства, чтобы обеспечить свое выживание. Так старые виды трансформируются в новые Те животные, которым удается выжить, передают полезные характеристики своим потомкам». Эта идея кажется неправдоподобно точной, однако доказывает, что живая природа действительно четко структурирована, и эта структура может быть понятна свободным от предрассудков мыслителям. Тем не менее в консервативном монархическом государстве, напуганном жестокими событиями по ту сторону
В 1825 году Дарвина отправили изучать медицину в престижный, но далекий Университет Эдинбурга. Юный Чарльз ненавидел мрачное и кровавое ремесло хирурга, но наслаждался интеллектуальной энергией «шотландского Просвещения», которое сделало Эдинбург центром свободной научной и философской мысли. В то же время у него появляется интерес к естественной истории. Особенно сильное влияние на Дарвина оказали труды двух ученых, которые осторожно, но открыто высказывались в поддержку идей Ламарка, — анатома Роберта Гранта и геолога Роберта Джеймсона. Нильс Элдридж полагает, что Джеймсон был автором нескольких анонимных статей о «трансмутации» видов, опубликованных в Эдинбурге как раз в то время, когда там учился Дарвин. Вполне вероятно, что молодой Чарльз мог их читать. Скорее всего, он также видел короткий хвалебный некролог Брокки, напечатанный в том же журнале в 1826 году.
Несмотря на привлекательность интеллектуальной среды Эдинбурга, Дарвину недоставало смелости, чтобы заниматься хирургией в век кровавых операций без анестезии. К 1828 году он обучился таксидермии у освобожденного раба Джона Эдмонстоуна и перевелся в кембриджский Крайст-колледж, социальная и научная атмосфера которого казалась ему более приемлемой. Очевидно, что Эдинбург преподал ему важный урок — умение ставить под сомнение общепринятые истины. История обучения Дарвина в Кембридже хорошо известна. Он начал коллекционировать жуков, которые даже в умеренном английском климате встречаются в огромном количестве видов. Дарвин регулярно общался со знаменитыми философами науки Уильямом Уэвеллом и Джоном Гершелем. Вместе с геологом Адамом Седжвиком он отправился в долгое путешествие для исследования скал в Уэльсе. Кроме того, Дарвин проводил долгие часы над гербарием вместе с ботаником Джоном Стивенсом Генслоу. Ни один блестящий молодой натуралист того времени не получал лучшей подготовки в области естественной истории. С другой стороны, в начале XIX века все преподаватели Кембриджа были обязаны иметь духовный сан в англиканской церкви. Каждый, с кем так или иначе пересекался Дарвин, был религиозен, по крайней мере на словах. По этой причине вряд ли в академических кругах университета много говорили об изменчивости видов, хотя Элдридж и указывает на то, что в блестящем труде Гершеля «Предварительное рассуждение к изучению натуральной философии», выпущенном в 1830 году, содержались некоторые взгляды на историю живого мира, с ними Дарвин мог познакомиться в Эдинбурге.
Окончив университет в 1831 году, 22-летний Дарвин был полностью готов к путешествию, изменившему всю его жизнь. Благодаря Генслоу он сумел достать приглашение сопровождать капитана шлюпа «Бигль» Роберта Фицроя в экспедиции, целью которой было составление карты побережья Южной Америки. В итоге это плавание обернулось для участников эпическим кругосветным путешествием длиной в пять лет, а его ключевые моменты были неоднократно описаны: сначала Дарвин своими глазами наблюдает фантастическое разнообразие живых существ на всем земном шаре, в особенности в тропиках; затем находит неподалеку от бразильского города Баия-Бланка окаменелые останки вымерших глиптодонтов, которых со временем вытеснили их живые потомки — броненосцы; потом замечает, как по мере продвижения по Аргентине с севера на юг одни виды страусов нанду сменяются другими; затем ужасается варварской колониальной системе и рабовладению в Бразилии; а после этого, наконец, замечает, что на каждом острове Галапагосского архипелага проживает собственный вид вьюрков, родственный континентальным.
В своей книге Eternal Ephemera Элдридж убедительно доказывает, что уже к концу первого года плавания Дарвин начал мысленно сравнивать ламаркианскую концепцию трансформации и идею Брокки о постоянной смене видов, породившей то разнообразие, которое восхищало его в ходе путешествия. Элдридж утверждает, что, даже если бы Дарвин каким-то образом умудрился не познакомиться с идеями Брокки в Эдинбурге, он наверняка узнал бы о них из второго тома «Принципов геологии» Чарльза Лайеля, который Дарвин приобрел во время стоянки «Бигля» в Монтевидео в ноябре 1832 года. Несмотря на то что Лайель не одобрял представлений Брокки о трансмутации (равно как и трансформационных идей Ламарка), он очень четко описал обе концепции в своей работе, которую Дарвин с удовольствием прочел.
Как бы там ни было, в 1836 году, то есть к концу плавания на «Бигле», Дарвин окончательно убедился в том, что виды изменчивы и все живые существа произошли от ныне вымерших
Вернувшись домой, молодой и уже знаменитый ученый начал сортировать собранные в путешествии коллекции, рассылать их специалистам для изучения и приводить в порядок свои мысли. В середине 1837 года Дарвин нарисовал в своих личных заметках первый гипотетический вариант эволюционного древа, иллюстрирующий идею происхождения новых видов от более древних. В 1842 году он прочел последнее издание знаменитого трактата Томаса Мальтуса о приросте населения (которое, по его словам, без должного контроля увеличивалось вдвое каждые 25 лет) и под его влиянием написал небольшой очерк о происхождении видов путем естественного отбора. Еще через два года очерк превратился в объемное эссе, которое так и не было опубликовано при жизни автора (Дарвин оставил указания напечатать его в случае своей смерти).
Зрелые рассуждения Дарвина строились следующим образом. Закономерности, отмечаемые в живой природе (то есть те сходства, о которых писал еще Линней), объясняются «наследованием с изменениями». Все живые организмы имеют единого прародителя. У таких несхожих существ, как, к примеру, птицы и губки, этот прародитель существовал в глубокой древности, а вот общий предок разных видов антилоп мог жить всего несколько веков назад. Такое разнообразие возникает потому, что особи в рамках одного вида имеют разные унаследованные признаки и от тех из них, которые сумеют выжить и оставить потомство, происходит все больше и больше новых особей. Особи, чьи наследуемые признаки наилучшим образом помогают им адаптироваться к окружающей среде, размножаются успешнее, а те, кто не сумел приспособиться, оставляют меньше потомства. Соответственно, из поколения в поколение в рамках вида происходят физические изменения. Таким образом, природа как бы подстраивает вид под условия его существования, а по мере улучшения механизмов адаптации меняется и внешний вид живых существ. Такой «естественный отбор» аналогичен отбору искусственному, который животноводы с незапамятных времен применяют для получения скота с нужными характеристиками. Разница лишь в том, что у естественного отбора отсутствует цель — он действует лишь в соответствии с непосредственными потребностями вида. В ходе этого последовательного процесса виды изменяются от поколения к поколению, как и предполагал Ламарк, и в них постепенно накапливаются различия.
Основные положения этой теории были изложены уже в очерке 1842 года, который доказывает, что в споре между Ламарком и Брокки Дарвин был на стороне идеи постепенной трансформации. В эссе 1844 года он представил более полное описание своей концепции. Собранные воедино, все элементы его теории формировали цельную и поразительно простую, но тем не менее убедительную картину. Однако, даже при наличии описанного механизма изменений, сглаживавшего острые края трансформационной теории, она все равно казалась чересчур радикальной для представлений XIX века. Несмотря на то что Дарвин был совершенно уверен в ключевой роли трансформации, он также понимал, что не обладает достаточными доказательствами для ее подтверждения, по крайней мере по его собственным высоким стандартам.
Существовало множество причин, по которым Дарвин не торопился представлять свою теорию широкой общественности. Это могла быть боязнь оскорбить его глубоко верующую жену, мечтающую после смерти воссоединиться с супругом в раю, или его собственное слабое здоровье, или страх перед шумихой, которая поднялась бы в научном сообществе после публикации его работы, или какие-либо иные обстоятельства. Как бы там ни было, научную деятельность Дарвина в течение 10 лет после 1844 года можно сравнить с тем, что этологи называют смещенным поведением (к примеру, вместо того, чтобы атаковать альфа-самца и побороться за желанную самку, подчиненный самец в стае макак «смещает» свое поведение и нападает на подростка). Завершив свой труд в 1844 году, Дарвин почти 10 лет тратит на изучение оседлых морских беспозвоночных, причем порой работа превращается для него в настоящую манию. Рассказывают, что один из его младших сыновей, приехав в гости к другу, поинтересовался: «А где твой отец держит своих усоногих рачков?» Результатом этой работы стали четыре изданных тома, солидная научная репутация и престижная медаль от Королевского научного общества. Труд об усоногих рачках представлял собой подробное описание различий между разными видами этих беспозвоночных, однако не содержал ни единого упоминания об эволюционных рассуждениях. Своей радикальной идеей Дарвин в конце концов поделился с небольшой группой натуралистов, которым он мог доверять. Рассказывают, что он говорил приглушенным и виноватым голосом, «как будто признавался в убийстве».