Скелеты в шкафу. Драматичная эволюция человека
Шрифт:
Две впервые обнаруженные окаменелости гоминидов. Слева: гибралтарский череп, исследованный Дарвином в сентябре 1864 года. Справа: скелет из грота Фельдхофер, относящийся к типу Homo neanderthalensis. В масштабе. Иллюстрации Дона Макгрэнэгана (слева) и Дианы Саллес.
Пока Дарвин старательно зарабатывал себе репутацию самого знаменитого биолога в истории, Уоллес (о котором кто-то однажды сказал, что он был известен своей неизвестностью) продолжал работу на Малайском архипелаге. Он прожил на островах до 1862 года
Самым существенным отличием являлся тот факт, что уже к моменту написания «Происхождения видов» Дарвин полагал борьбу каждого отдельного представителя вида за репродуктивный успех основным движущим фактором изменений, в то время как Уоллеса больше занимала судьба так называемых вариететов. Максимально упростив их идеи, можно сказать, что Дарвин считал базовой единицей отбора отдельный живой организм, а Уоллес — популяцию или даже целый вид. Соответственно, для Дарвина виды были лишь эфемерными сущностями, а для Уоллеса, вслед за Брокки, — вполне материальными элементами эволюции.
Кроме того, Уоллесу никогда не нравилась предложенная Дарвином концепция полового отбора. Однако самые существенные различия касались эволюции человека. Несмотря на нежелание иметь дело с ископаемыми человеческими останками, Дарвин тем не менее последовательно объяснял все характеристики современного человека действием естественного отбора и не давал ему никаких поблажек. Уоллес же не мог принять тот факт, что естественный отбор мог привести к возникновению самых важных черт человека — большого мозга и уникального сознания, порождаемого им. Уоллес полагал, что отбор реагирует на текущие потребности живого существа, но также понимал, что значительный объем человеческого мозга не соответствовал примитивному образу жизни древних и современных людей. Тем не менее и те и другие обладали крупным мозгом. Как естественный отбор мог создать нечто, настолько превышающее необходимость?
Уоллес ни в коем случае не был религиозным человеком, но увлекался духовными рассуждениями, которые в итоге привели к созданию концепции «Высшего сознания», якобы запустившего все естественные процессы в природе. Дарвин ожидаемо впал в ярость и написал Уоллесу: «Надеюсь, Вам не удалось убить наше с Вами дитя». Через какое-то время разрыв между двумя соавторами теории эволюции путем естественного отбора был устранен, но не до конца: известно, что однажды Дарвин и Уоллес выступали свидетелями в суде от противоположных сторон по делу об обвинении спиритуалиста в мошенничестве. Несмотря на все то, что нам удалось узнать с тех пор, спор Дарвина и Уоллеса об эволюции человека до сих пор отражает дихотомичные взгляды на возникновение человеческого сознания (постепенное или единовременное), существующие в современной палеоантропологии.
Глава 2. Появление палеонтологической летописи
Одной из вероятных (хотя и не вполне убедительных) причин игнорирования Дарвином окаменелых человеческих останков и древних людей в «Происхождении человека» можно считать тот факт, что его друг и защитник Томас Генри Гексли уже касался этого предмета в своих работах в 1863 году, всего через три года после публикации «Происхождения видов». Гексли был одаренным анатомом, завоевавшим славу в палеонтологических кругах своей гипотезой о происхождении птиц от хищных динозавров. Говорят, что эта идея (недавно снова вошедшая в моду) пришла ему в голову в тот момент, когда он разрезал индейку на семейном рождественском ужине. В своей знаменитой серии очерков «Место человека в царстве животном», написанной в 1863 году, Гексли ожидаемо рассматривает вопрос, выведенный в заглавии работы, с анатомической точки зрения. Как и Дарвин в своем «Происхождении человека», Гексли стремился обосновать линнеевскую классификацию человека как одного из видов млекопитающих и для этого приводил убедительные
Эти «некоторые окаменелые останки» на самом деле представляли собой всего три находки. Две из них, черепные коробки взрослого и ребенка (третий череп был утерян), были обнаружены в бельгийской пещере Анжи врачом и антикваром Филиппом-Шарлем Шмерлингом примерно в 1830 году. Шмерлинг был проницательным наблюдателем и, опережая свое время, заметил, что найденные им останки были перемешаны с костями вымерших мамонтов и шерстистых носорогов, а значит, относились к тому же периоду. Третьей окаменелостью, описанной Гексли и завершившей существовавшую в то время палеонтологическую летопись (череп из Гибралтара на тот момент еще не был обнаружен), был свод черепа взрослого неандертальца из грота Фельдхофер.
Окаменелости из Анжи были найдены в осадочных породах вместе с костями млекопитающих эпохи ледникового периода, поэтому их возраст не вызывал сомнений. Черепа из Фельдхофера Гексли считал предметами «огромной, хотя и не известной наверняка древности». В своем эссе он подробно описывает взрослого из пещеры Анжи, называя его «существом с ограниченными интеллектуальными возможностями». В этом случае Гексли допустил ошибку, ведь теперь мы знаем, что этот череп принадлежал представителю Homo sapiens, похороненному среди останков доисторических животных всего 8000 лет назад. По иронии, череп подростка, о котором Гексли почти ничего не пишет (вероятно, потому, что у него отсутствовали определенные анатомические характеристики, присущие взрослому черепу), был впоследствии отнесен к тому же виду, что был найден в Фельдхофере. Итак, единственным выбранным Гексли по-настоящему древним образцом оставался фельдхоферский череп.
Эта историческая находка была обнаружена случайно в 1856 году, за два года до того, как эволюционные идеи Дарвина и Уоллеса стали известны широкой общественности. В то время в Рейнской области начала активно развиваться химическая промышленность, и в поисках известняка несколько работников карьера начали раскапывать Фельдхоферскую пещеру. Пол пещеры был засыпан костями древних пещерных медведей, которые работники энергично выметали наружу, стараясь поскорее добраться до залежей известняка. Вероятно, вместе с ними был выброшен из пещеры и сброшен с утеса полный человеческий скелет. Наконец работа была остановлена внимательным инспектором, а несколько сохранившихся костей были переданы местному учителю Йохану Фулротту. Тот быстро и верно идентифицировал находку как необычные и древние человеческие останки, а позже написал о них целую книгу, не имея ни малейшего представления о том, какому человеку они принадлежали! Фулротт быстро понял, что его знаний в этом случае недостаточно, и отправил находку для анализа известному анатому из Бонна Герману Шааффхаузену.
Однако Шааффхаузену, как и Фулротту, не хватило научной базы для правильной интерпретации окаменелостей, поэтому он также зашел в тупик. Ученый понимал, что окаменелый скелет из Фельдхофера относился к древней эпохе, но, скованный предрассудками своего времени, не мог поверить, что неандертальский человек и «допотопные» животные жили в одно время. В результате он сделал вывод, что найденные в Фельдхофере окаменелости представляют собой останки «древнего варвара» Homo sapiens и одного из племен, населявших Европу в античные времена. Тем не менее, сравнив исследуемый свод черепа с другими древними человеческими черепами (что бы в данном случае ни означало слово «древний» — в то время Шааффхаузен даже не мог представить себе, что его неандерталец жил 40 тысяч лет назад), он посчитал необходимым подчеркнуть, что эта кость «имеет неизвестную ранее природную конституцию» и «превосходит все другие в необычности своего строения, что приводит к выводу о ее принадлежности представителю дикой варварской расы». Иными словами, Шааффхаузен подтвердил, что человек из Неандерталя отличался от других.
И это действительно было так. Несмотря на то что в черепной коробке неандертальца находился мозг того же объема, что и у современного человека, она была совершенно не похожа на наши высокие, округлые и тонкие черепа. Череп неандертальца был толстым, длинным и низким, с выступающей задней частью. Передняя же его часть была украшена парой низких и выдающихся вперед надбровных дуг, изгибающихся над глазницами. Людей с выразительными надбровными дугами можно встретить и сегодня, но до неандертальцев им далеко.