Шрифт:
Глава 1
Я обнаружил его в гараже в воскресенье днем. Сюда, на Соколиную улицу, мы переехали буквально накануне. Зима была на исходе. Мама так и говорила: «Переедем как раз к весне». Кроме меня, в гараже никого не было. Только я. Остальные, вместе с доктором Смертью2, суетились в доме вокруг малышки.
Он лежал в темноте, за нагромождением шкафов и буфетов,
Я говорю, что нашел сто в гараже, потому что агент по недвижимости мистер Стоун называл эту постройку гаражом. По мне, так это была хибара, или мусорная свалка, или что-то наподобие полуразрушенных складов, которые сейчас сносят у причала. Стоун провел нас через сад, потянул на себя хлипкую дверь и посветил во мрак карманным фонариком. Мы тоже сунули головы внутрь.
— А теперь окиньте это мысленным взором, — сказал он. — Представьте все вычищено, навешаны новые двери и залатана крыша! Что вы видите? Замечательный гараж на две машины!
Он, по-прежнему тупо улыбаясь, перевел взгляд на меня.
— Или для себя что-нибудь соорудишь, парень. Укромное местечко — поиграть, друзей позвать. А, как идейка?
Я отвернулся. Вообще не хотел иметь с ним дела. Он ведь всю дорогу так; что ни покажет, надо окидывать мысленным взором. Представлять, будто все не так, а гораздо лучше. Пока мы осматривали дом, я все время думал об Эрни Майерсе, старике, который жил тут много лет совсем один. Когда он умер, его нашли только через неделю. Под столом в кухне. Вот это я и представлял, когда Стоун требовал включать мысленный взор. Он предложил включить его даже в столовой, потому что в углу, отгороженный фанерой, стоял старый, треснувший унитаз. Стоун принялся объяснять, что в последние годы Эрни уже не мог одолеть лестницу и обретался только внизу: и кровать сюда снесли, и туалет установили. Стоун все время понижал голос, точно считал, что все это не для моих ушей. А мне хотелось, чтоб он просто заткнулся. А еще хотелось побыстрее выбраться отсюда и вернуться домой. Но мама с папой думали иначе. Такие оживленные, радостные, словно нам предстояло грандиозное приключение. И они купили этот дом. Начали его убирать, чистить, красить. А потом родился ребенок, родился до срока. Вот и все.
Глава 2
Я мог бы заметить его даже раньше, тоже в воекрссенье, но еще утром. Я прихватил с собой фонарик и посветил внутрь. Основная дверь, выходившая на дорожку; что шла к калитке, давно отвалилась, и вход был забит широкими досками. Оставалась еще одна, задняя. Деревянные стропила совсем прогнили крыша изрядно осела. Пол — там, где он просвечивал сквозь наваленный повсюду мусор, был весь в трещинах и дырах. Подразумевалось, что рабочие, которых наняли выносить рухлядь из дома, в гараже тоже все расчистят, но, заглянув внутрь, они заявили, что не возьмутся за эту работу, даже если она будет оплачиваться по тарифу «с риском для жизни». Чего тут только не было: старые комоды, сломанные раковины, мешки с цементом, двери доисторической давности — они просто стояли прислоненные к стене; стулья с прямыми спинками и когда-то мягкими, а теперь сгнившими сиденьями. На вбитых в стену крюках висели огромные мотки кабеля и веревки. На полу валялись садовые шланги, трубы, коробки с ржавыми гвоздями. Все в пыли и паутине. Кое-где лежали огромные куски штукатурки. На одной из стен виднелось оконце, донельзя грязное да етде заставленное рулонами потрескавшегося линолеума. Пахло гнилью и запустением. Даже кирпич крошился, словно не мог больше выдерживать это страшное бремя. Похоже, вся эта махина устала от самой себя и вот-вот рухнет. Останется только пригнать бульдозер.
В одном углу что-то зашуршало, в другом мелькнуло, юркнуло, но вот — все смолкло, и воцарилась мертвая тишина.
Я
И уже готов был ступить внутрь, как вдруг раздался мамин голос.
— Майкл! Что ты тут делаешь?
Она стояла на заднем крыльце дома.
— Тебя же просили подождать, пока мы не убедимся, что здесь безопасно.
Я попятился.
— Мы тебя просили? Разве нет?
— Просили.
— Значит, сюда ни ногой! Понял?
Я толкнул дверь, и она прикрылась — неплотно, конечно, поскольку болталась на одной петле.
— Договорились? — окликнула меня мама.
— Да. Хорошо. Договорились.
— Вдруг тебя придавит в этом идиотском гараже? Тебе не кажется, что нам и так есть о чем поволноваться?
— Да, я понял.
— Значит, держись отсюда подальше. Договорились?
— Да. Да-да-да. Договорились.
После чего я углубился в дикие заросли — поздешнему, сад, — а мама пошла к метавшейся в жару девочке.
Глава 3
Саду тоже предстояло стать заманчивым и чудесным местом. Там поставят скамейки, стол и качели. На одной из глухих стен нарисуют футбольные ворота. Будет даже пруд с лягушками и рыбой. Но пока здесь ничем таким и не пахло. Одна крапива, колючки, сорняки, колотый кирпич, булыжники… Одним движением ноги я срубал головы сотням одуванчиков.
Потом мама кликнула меня обедать, а я прокричал, что поем здесь, в саду. Она принесла мне бутерброд и банку колы.
— Ты уж прости, в доме такая неразбериха, и у нас всех такое жуткое настроение.
Она тронула меня за локоть.
— Ты ведь не обижаешься? Майкл? Ты нас понимаешь?
Я пожал плечами.
— Понимаю.
Она погладила мою руку и вздохнула.
— Скоро вес утрясется. Все будет хорошо.
Я уселся на кирпичи, уложенные штабелем возле дома. Съел бутерброд, отхлебнул колы. Мне вдруг вспомнился наш старый дом и мои кореша, Лики и Кут. Небось гоняют сейчас мяч на верхнем поле. И будут гонять целый день.
Потом я услышал, как позвонили в дверь. Пришел доктор Смертью. Это я про себя его так прозвал: лицо больно серое, совсем не улыбчивое, и черные пятнышки на руках. Я его уже видел на днях, когда он садился в машину возле нашего дома и включал зажигание. По-правильному его зовут доктор Сартью. И в лицо я его Смертью не называю. Но все равно, такая фамилия ему куда больше подходит.
Я допил колу, немного посидел и отправился обратно в гараж Времени прислушиваться к шорохам или собираться с духом не было. Я включил фонарик, поглубже вдохнул и на цыпочках двинулся внутрь.
Какие-то мелкие черные существа порскнули из-под ног во все стороны. Дверь за моей спиной все скрипела и стонала, пока не замерла на своей единственной петле. Под лучом фонарика роилась пыль. В углу что-то царапало, мерно, без устали. Я прокрался дальше, и на лбу осела густая паутина. Среди этот нагромождения доисторической мебели, кухонных шкафчиков, свернутых ковров, труб, ящиков и досок ступать было особенно некуда. Я то и дело пригибался, чтобы не ткнуться в свисавшие с балок резиновые шланги, веревки и солдатские скатки. Я был уже весь облеплен паутиной. Бетонный пол крошился под ногами. Чуть приоткрыв дверцу огромного буфета, я посветил внутрь и увидел, как бросились наутек миллионы древесных жучков. А на дне глубокой каменной вазы я разглядел кости какого-то мелкого животного: видно, свалился туда да умер. Повсюду лежали дохлые навозные мухи. Еще я нашел пачку старых газет и журналов, чуть не пятидесятилетней давности.
Двигался я ну очень осторожно. И больше всего боялся, что все это сейчас рухнет мне на голову. От пыли першило в горле и чесалось в носу. Я знал, что меня скоро хватятся, и выходить надо поскорее. Я лег пузом на приземистый старый сервант и осветил все пространство до дальней стены. И увидел его.
Мертвец!
Он сидел, прислонившись к стене, вытянув ноги, покрытый пылью и паутиной, как все вокруг. Лицо мертвенно-бледное, почти прозрачное. Волосы и плечи усеяны мертвыми мухами. Луч фонарика шарил по его лицу, по черному костюму.