Скеллиг
Шрифт:
— Что тебе нужно? — спросил он.
Открытые глаза смотрели на меня в упор.
Голос такой скрипучий, словно хозяин непользовался им много лет.
— Что тебе нужно?
Сердце мое бешено колотилось, бухало.
— Гак что тебе нужно?
И тут меня позвали.
— Майкл! Майкл!
Пятясь, то и дело на что-то натыкаясь, я выбрался наружу.
Кричал папа. Он уже шел ко мне по заросшей тропинке.
— Мы же тебя предупреждали… — науал он.
— Да, да. Конечно.
Я судорожно счищал с себя паутину и пыль. Прямо с подбородка стряхнул паука на длинной нити.
Отец приобнял меня.
— О тебе же печемся.
Он
— Видишь? Ты хоть представляешь, что может случиться?
Я успел схватить его за руку, чтоб он не ударил снова.
— Не надо, пожалуйста, я все понял.
Он сжал мое плечо и пообещал, что все снова будет хорошо, очень скоро.
— Пыль не забудь стереть, — засмеялся он. — Маме в таком виде на глаза не показывайся.
Глава 4
В ту ночь я почти не спал. Стоило задремать, я тут же видел его: вот он выходит из гаража, вот идет по дорожке к дому. Он мерещился мне даже в комнате. Возле самой кровати. Стоит весь пыльный, бледный, усыпанный дохлыми мухами.
— Что тебе нужно? — шептал он. — Говори, что тебе нужно?
Я сердился на себя, обзывал круглым идиотом. Ведь никог о я на самом деле не видел. Наверняка померещилось. Я лежал, пялился в темноту, слушал папин храп. Еще можно различить дыхание малышки. Она дышит с хрипом и свистом. Совсем глубокой ночью, в непроглядной темноте, я было заснул, но тут же проснулся от плача ребенка. Мама встала се кормить. Я услышал мамин голос: она утешала, баюкала. Потом наступила глухая тишина, раздался папин храп. Теперь я девочку не слышал вовсе.
Уже светало. Я встал и на цыпочках проскользнул в их комнату.
Кроватка стояла около родительского дивана, вплотную. Мама с папой спали, крепко обнявшись.
Я взглянул на девочку. Просунул руку под одеяло. Под моими пальцами билось сердце — быстро-быстро. Грудь судорожно приподнималась, опадала, девочка подхрипывала и кряхтела. От нее полыхало таким жаром, а косточки такие тонкие, и вся она такая крошечная…
Она сильно срыгнула. С подбородка в складочку шейки текла густая молочная слюна. Неужели сестра умрет? Вначале, когда она только родилась, врачи боялись, что умрет. Долго не отдавали ее домой, она лежала в стеклянном ящике, опутанная трубочками и проводками, а мы стояли вокруг и пялились, как в аквариум.
Я подоткнул ей одеяло.
Личико белое-белое, а волосы черные-черные. Говорят, за нее надо молиться, но я не знаю как.
— Давай уж, вылечись побыстрее, если выживешь, — прошептал я.
Мама пошевелилась и открыла глаза.
— Что ты, мой родной? — она протянула руку.
— Ничего, — пробормотал я и так же крадучись ушел в свою комнату.
Посмотрел за окно, на заросший сад. На крыше гаража распевал дрозд.
А он лежит там, за сервантом, с паутиной в волосах.
Что же он там делает?
Глава 5
За завтраком я спросил, что будет с гаражом.
— Когда там все расчистят?
Мама хмыкнула, вздохнула и перевела взгляд на потолок.
— Надо кого-то найти, нанять, — ответил папа. — Но пока это не важно, сынок. Не сейчас.
— Ну и хорошо, — согласился я.
Папа в тот день взял отгул, чтобы снова заняться домом. Мама опять собиралась с ребенком в больницу на какие-то анализы.
— Может, мне тоже остаться? Я бы тебе помог? — спросил я у папы.
— Отлично, — обрадовался он. — Вынесешь Эрнин унитаз на помойку и отмоешь в этом месте пол.
— Тогда я, пожалуй, пойду в школу. Я сунул в портфель коробку с завтраком и был таков.
Перед переездом родители спросили, не хочу ли я заодно поменять и школу. Я отказался. Буду по-прежнему учиться вместе с Лики и Кутом. Далеко ездить? На автобусе через весь город? Ерунда! В то утро я ехал и думал, что это даже хорошо: есть время поразмышлять. Только, как я ни ломал голову; ни в чем разобраться не мог. Люди входили, выходили. Читали газеты, обкусывали заусеницы, мечтательно глядели в окна. Обычные вроде люди. Но ним не скажешь, о чем они думают и что творится в их жизни. Даже когда попадаются идиоты или пьяные, когда несут всякую чушь или пытаются рассказать о себе всем вокруг, — даже тогда ничегошеньки ты про них не узнаешь.
Мне хотелось встать и сказать на весь автобус: «У нас в гараже лежит странный человек. А еще моя сестра очень больна, а сам я в первый раз еду в школу из нового дома».
Но я молчал. Просто смотрел на лица и раскачивался на поворотах вместе с автобусом. И знал, что по мне тоже ничего не скажешь, даже если смотреть на меня очень внимательно.
Было так странно снова оказаться в школе. Со мной столько всею напроисходило, а здесь все по-прежнему. Распутин все требовал, чтобы мы сливали наши души и голоса в молитве. Йети орала, чтобы мы ходили только по левой стороне коридора. Горилла Митфорд багровел и топал ногами, погому что мы, как всегда, не понимали дроби. У мисс Кларц в глазах стояли слезы, когда она рассказывала нам притчу об Икаре: у него, бедного, растаял воск на крыльях, когда он подлетел слишком близко к солнцу, и юноша камнем упал в море на глазах своего отца Дедала. А в столовой, на перемене, Лики и Кут с пеной у рта спорили, был аут или все-таки не было.
Меня же все это ни чуточки не трогало.
Я подошел к забору на дальнем краю поля и взглянул поверх юродских крыш туда, где был теперь мой дом.
Тут ко мне подошла миссис Дандо, она работает воспитателем на общественных началах. А еще она с давних пор приятельствует с моими родителями.
— Как дела, Майкл?
— Нормально.
— А малышка?
— Тоже нормально.
— Сегодня не футболишь?
Я покачал головой.
— Ну, родителям привет.
Она вынула из кармана фрукговую жвачку и протянула мне. Фруктовая жвачка. Она обычно припасает ее для новеньких, чтоб не грустили.
— Бери. По знакомству, — прошептала она и едва заметно подмигнула.
— Нет, — сказал я. — Нет, спасибо.
И побежал обратно на поле. И сделал Куту классную подсечку.
Весь день меня подмывало рассказать кому-нибудь о том, что я видел в гараже. Но так никому и не рассказал. Уговорил себя, что померещилось. Наверняка померещилось.
Глава 6
Дома на месте Эрниного унитаза красовалась дыра, залитая еще не застывшим цементом, а фанерная перегородка исчезла. Старую газовую плиту тоже вынесли, и на ее месте чернел пустой квадрат. На голом полу кое-где даже стояли лужи, жутко пахло хлоркой. Папа тоже был мокрый, трязный, но улыбался до ушей. Он повел меня в садовую чащу и показал, где теперь стоит унитаз: среди сорной травы и чертополоха.