Скепсофант, Скепсореал

Фурзиков Николай Порфирьевич

Следующий случай фантастического гигантизма - червеобразный "змей Мидгарда" длиной до пяти километров, составляемый из двадцатиметровых секций поперечником до трех метров. Каждая секция имеет продольный нервный ствол с тремя утолщениями, семь-восемь пар коротких ног на брюхе для передвижения, на спине - шесть длинных мощных щупалец с когтями для защиты и пятнадцать более коротких щупалец с пальцами для захвата растительной пищи. Ближе к торцам секции расположено по три глаза с каждого торца, ртов - тоже по три с обоих боков, внутри - три пары желудков, связанных со своими ртами, и одно большое легкое, соединяющееся с дыхательными отверстиями по бокам. Секция вполне может существовать самостоятельно, но обычно несколько секций последовательно и прочно стыкуются своими торцами с соединением нервных стволов в единый продольный супермозг и образованием удлиненного и намного более интеллектуального существа (Джеймс Уайт "Чрезвычайные происшествия").

Из всех незадач мегачервя пока выделим две. Массу одной секции можно оценить примерно в 185 т, если считать плотность ее тканей равной плотности воды (на самом деле она может быть даже выше, так как черви зимуют в спячке на дне водоемов). На каждую ногу должно приходиться в среднем по 12-13 т при ее диаметре всего 8-10 см.

Для сравнения, у слона на Земле намного более толстые ноги несут массу максимум 2,5-3 т на каждую. Вряд ли инопланетные ноги со схожим органическим строением могут вынести удельную нагрузку в несколько десятков раз выше, даже если тяготение на планете обитания чуть ниже земного. Итог будет неутешительным: подломятся хлипкие конечности под такой исполинской тушей. Еще хуже дела с питанием мегачервя. Принципиальное ограничение предельных размеров живого существа с внешним питанием вытекает из той же самой закономерности, что и невозможность чересчур крупных летунов - из примерной пропорциональности его массы кубу характерного размера, а наружной поверхности - его квадрату. Чтобы обеспечить тот же уровень питания на единицу массы тела, как у вдесятеро более мелких существ, крупный организм должен увеличить объем поглощаемой еды в тысячу раз. Так как эта еда поступает через некоторую часть поверхности тела, возросшей всего в сто раз, уровень питания, начиная с некоторого размера, начнет отставать от запросов потребления. У растительноядных животных на это дополнительно накладывается невысокая питательная ценность корма (Пол Андерсон "Крылья победы"): "кентавры истребляли невероятное количество пищи, чтобы поддержать свои огромные тела" (Джек Чалкер "Полночь у Колодца душ"). Даже меньшие размером, чем мегачервь, похожие на него и питающиеся растениями животные обречены на то, чтобы тратить на еду значительную часть своего времени, поглощая и переваривая большой ее объем (Чарлз Шеффилд "Объединенные разумом"). Пусть мегачервь двигается боком, чтобы все рты на одной стороне работали без помех друг другу, все равно ему пришлось бы буквально лететь над землей, хватая и отправляя в эти рты всю встречающуюся растительность, чтобы насытить свою необъятную тушу. Но быстро бежать не позволят короткие ноги, на них можно только семенить. Более того, как описано у автора, червь передвигается не спеша обычным "продольным" манером, при котором шансы сорвать немного корма есть только у передней секции, а все последующие неизбежно останутся голодными. Такому червю некогда заниматься мудрыми делами, на уме у него постоянно будет одна еда, до которой он к тому же не сможет добраться на своих тоненьких коротеньких ножках.

Примерно та же судьба ждет жителей планеты Гроалтерр - огромных фантастических разумных телепатов, растущих в течение всей своей жизни. Даже их взрослеющий подросток размерами таков, что впервые проводящая нейрохирургическую операцию на его мозге сводная бригада инопланетных хирургов, включающая человека, пробирается к месту воздействия через трепанационное отверстие в черепе и далее пешком по дну извилин коры мозга, раздвигая перед собой стенки этих извилин. В свою очередь, оперируемый сам выступал хирургом для старших представителей своей цивилизации, целиком проникая внутрь их намного более крупных тел, разрушая там острыми окончаниями своих щупальцев вредоносные старческие образования и выбираясь наружу через дыхательные отверстия этих тел (Джеймс Уайт "Врач-убийца"). И совсем завирально выглядит описанное Чарлзом Шеффилдом существование плавающих океанских прудовиков массой в миллионы тонн, пусть даже они снабжены ртами по всей поверхности своих тел ("Летний прилив"). Слабо дорасти им до такой массы, намного раньше с голоду придется помереть. Не доводит гигантизм до добра, ох, не доводит!

Большинство изложенных возражений можно высказать по поводу существования живых многокилометровых морских левиафанов-паромов. Они вмещают полтысячи и больше грузовых фургонов и других автомашин будущего лишь в одном своем предпищеварительном мешке из двух имеющихся, располагают несколькими палубами с многочисленными каютами для пассажиров и команды, несут на своем теле и внутри него надстройки, лифты и другие сооружения (Джон Де Ченси "Космический дальнобойщик"). Даже сам автор иронично спрашивает себя, как же долго по этому существу должен проходить нервный импульс, как отводится излишнее тепло из лежащих в его глубине тканей? К этому можно добавить вопросы о том, как кислород распространяется по телу левиафана, способны ли живые ткани выдержать тяжесть собранной на ограниченной площади внутренностей тяжелой техники с грузом. На таком фоне стоит удивляться заботе о предотвращении ныряния такого живого "парома" путем его оснащения многочисленными пузырями с газом по бокам, хотя и в этом, и других романах о Космостраде правдоподобные детали часто перемешаны c нарочито невероятными. Ирония и юмор прекрасно дополняют такую необычную смесь.

Еще один пример нереального биомасштабирования - растущие со дна покрывающего всю планету океана колоссальные сверхдеревья обхватом до десятков километров в романе Джека Чалкера "Цербер: волк в овчарне". Пожалуй, первая из проблем таких гипотетических деревьев - это выживание в зоне прибоя. Набегающие волны несут с собой заметную кинетическую энергию, которая прикладывается к стоящим на их пути малоподвижным препятствиям и резко возрастает во время штормов. Что при этом получается, хорошо известно почти всем: даже крепкие береговые скалы не выдерживают такой обработки и с течением времени разрушаются, превращаясь сначала в камни, затем в гальку, а в конце - в песок, и формируя самые разные прибрежные пляжи. Живые ткани деревьев по прочности уступают камню, им сложно выдержать без повреждений воздействие штормовых волн. Поэтому на Земле незащищенные от волн побережья заняты деревьями в основном в тропиках, где разрушительные последствия периодических штормов компенсируются быстрым возобновлением растительности, а донные растения представлены преимущественно гибкими водорослями, но не массивными деревьями. Вторая проблема - давление тяжелой высокой кроны на несущий ствол (или стволы). Начиная с некоторой высоты, оно приближается к пределу прочности тканей дерева, что ограничивает его максимальную надводную высоту, даже если основная часть ствола находится в воде, имеющей примерно ту же плотность и нейтрализующей давление этой подводной части из-за близкой к нулю плавучести. По этой причине живые деревья на Земле лишь иногда превышают 100 метров в высоту, и то в малоснежных и защищенных от сильных ветров местах, а самые высокие цельнодеревянные постройки столь же редко переваливают за это значение. Для планет с меньшей силой тяжести на поверхности предельная высота деревьев и зданий из дерева будет несколько выше, но не так уж намного из-за увеличения ветровой нагрузки с ростом. Третье осложнение - крона, ствол и корни должны обмениваться между собой растворами минеральных веществ и продуктов фотосинтеза. Подобный обмен основан на осмотических и капиллярных процессах, отличающихся невысокой скоростью, которой может оказаться недостаточно при значительных перепадах высоты между корнями и кроной и близких к земным длительностям суток и сезонов, чтобы обеспечить необходимую цикличность. Четвертое - размножение сверхдеревьев, по словам автора опыляемых летающими существами и, видимо, дающих какие-то семена или плоды. Эти семена или плоды должны быть плотнее воды, чтобы попадать на дно океана и прорастать там. Чтобы росток смог достичь поверхности воды с больших глубин, семя или плод должны нести огромный запас питательных веществ и иметь немалые размеры. Такой способ не может развиться под водой, для него требуется произрастание на суше, по крайней мере, поначалу. Намного вероятнее,

что такие сверхдеревья могли бы размножаться вегетативным путем, отростками от корней, для чего к ним из кроны опять же должны поступать питательные растворы.

Похожие соображения по прочности и скорости обменных процессов применимы к многоуровневой сухопутной растительности, занимающей до километра сверху вниз (Алан Дин Фостер "Между-мир"), ползающим по побережью в симбиозе с животными формами живым квазирастительным "коврам" толщиной до 800 метров (Джеймс Уайт "Большая операция"). Или к такой же высоты мюирам, рядовым деревьям Рощи Богов (Дэн Симмонс "Падение Гипериона"), тысячелетнему полумильному дереву, символу и защитнику клана (Шарон Ли, Стив Миллер серия "Лиад"), к высоченным деревьям-поселкам высотой во многие сотни метров (Роберт Янг "Срубить дерево"). Основное отличие в том, что на суше растения должны выдерживать воздействие ветра, дождя или снега, но не волн, и предельная высота отсчитывается в этом случае от грунта, а не от поверхности океана. Венерианские деревья (Альфред Ван Вогт "Мир Нуль-А") невозможны как по своей высоте (900 метров), так и по условиям на поверхности Венеры, исключающим существование привычных нам растений и неизвестным автору на момент написания романа. Что тогда говорить о "стреляющих" симбиотических мегадеревьях, оцениваемых по высоте в 6,5-8 километров (Клиффорд Симак "Роковая кукла")! До пяти километров в высоту занимает также сплошная многоярусная растительность планеты Траванкор (Чарлз Шеффилд "Объединенные разумом"), но в этом случае автор оговаривает меньшую силу тяжести на ее поверхности, немного поднимающую предельную высоту, хотя, конечно, не до такой величины. Но Мировое Древо с диаметром ствола восемьдесят километров, выходящее верхушкой в верхние слои атмосферы, все равно глядит на всех них свысока (Дэн Симмонс "Эндимион"). Автор, конечно, тот еще фантазер.

В открытом космосе вдали от крупных небесных тел исчезают связанные с гравитацией ограничения. Поэтому они не действуют в случаях свободно летающих вымышленных супердеревьев длиной в десятки километров, якобы развившихся естественным путем (Ларри Нивен "Интегральные деревья", "Дымовое кольцо") или выведенных искусственно (Майкл Суэнвик "Вакуумные цветы"). Следующий масштаб - орбитальный лес, биологическое кольцо или сфера вокруг звезды, способное приютить неисчислимые толпы людей и других разумных существ (Дэн Симмонс "Восход Эндимиона"). Тем не менее скорости капиллярных и осмотических процессов должны оставаться для них примерно теми же самыми, они определяются в основном физико-химическими свойствами жидкостей и растворов. Это заставляет усомниться в возможности существования подобных растений, для роста и существования которых потребовались бы намного более высокие скорости обмена водными растворами.

С перечисленными биофизическими ограничениями слишком расходится описание параллельного мира на расстоянии одиннадцати световых лет с условиями, аналогичными земным. Там существуют люди, животные, птицы и растения привычных для нас пропорций, но все в десять и более раз крупнее (Мюррей Лейнстер "Земля гигантов"). Сам автор прекрасно понимает это, когда пишет, что встреченный в этом мире человек, по меньшей мере, вдесятеро выше пилота затянутого в этот мир суборбитального земного космоплана. Значит, его мышцы, как минимум, вдесятеро толще и во столько же раз длиннее, что дает тысячекратное превосходство в силе. Такой человек не "смог бы ни ходить, ни стоять". Подобная возможность рассматривается просто как чисто умозрительная, без какого-либо разумного объяснения, хотя в том же романе говорится, что высота зданий в ином мире ограничивается прочностью дерева и стали, используемых в качестве строительных материалов. По той же причине самолеты в этом мире не строятся. Тем не менее, растущие там деревья во столько же раз выше земных! То есть для неживых предметов прочностные ограничения действуют, а для живых организмов, даже того же происхождения, - почему-то нет. Вот такая совсем уж выборочно-противоречивая фантастика.

Масштабирование в противоположном направлении встречается гораздо реже, хотя этот прием использовал еще Джонатан Свифт в тех же "Путешествиях Гулливера". В написанном по киносценарию романе Айзека Азимова "Фантастическое путешествие" нейрохирург и медсестра в составе экипажа уменьшенной в миллион раз миниподводной лодки проходят с приключениями по кровеносной системе пациента до угрожающего его здоровью тромба в мозгу и разрушают его, выбираясь затем обратно. В основе сюжета лежит гипотетическая возможность уменьшения размеров всех атомов объекта. Размеры атомов определяются главным образом силами фундаментальных взаимодействий и их балансом. Уменьшение атомных масштабов означало бы настолько существенное изменение интенсивностей этих сил и их соотношений, что привычный мир, возможно, не смог бы существовать или, по меньшей мере, выглядел бы совсем по-другому. По той же причине невероятно уменьшение людей до размеров области, занимаемой электроном (Ромен Фредерик Старлз "Микро-Вселенная").

ЧЛЕНИСТОНОГИЕ ПОД ЛУПОЙ

Фантасты давно допускают существование в космосе иных разумных цивилизаций, а многие из них соглашаются с возможной разумностью негуманоидных рас, в том числе происходящих от членистоногих или похожих на них существ. Из опыта человеческой эволюции следует, что "разумные существа не могут быть очень маленькими, существует предельный минимальный размер мозга" (Артур Кларк "Космическая Одиссея 2001"). Вряд ли удастся сохранить человеческий разум в обитающих в воде существах размером с простейших (Джеймс Блиш "Поверхностное натяжение") или достичь похожей разумности в объединенном сознании подобных мельчайших организмов (Айзек Азимов "Немезида"). Поэтому для вымышленных мыслящих членистоногих приходится предполагать слишком большие размеры. Возможно ли это? Типичный пример и, наверное, один из наиболее подробных, - инсектоидные транксы в цикле произведений Алана Дина Фостера о челанксийском содружестве. Выпишем приведенные автором основные сведения о них.