Скепсофант, Скепсореал
Шрифт:
В романе "Планета Шекспира" Клиффорд Симак кратко описывает на основании экстраполяции части нынешних тенденций и развития неустойчивости разразившийся примерно в XXI веке на Земле всемирный экономический коллапс. Его признаки - истощение основной части извлекаемых ресурсов, излишек населения, чрезмерная автоматизация промышленности, безработица, нехватка еды, голод, инфляция, утрата доверия к мировым лидерам, падение правительств, сползание к анархии и хаосу. На некоторое время выход был найден в строительстве необычайно высоких жилых башен, плотной "упаковке" в них всего населения, высвобождении земли для выращивания пищевых культур, почти поголовном привлечении людей к ручному уходу за ними и сбору урожая, переходу к вещам с длительным сроком службы. Следующей мерой стало строительство субсветовых космических кораблей и их запуск ради поисков пригодных для людей планет, что тоже не помогло предотвратить неизбежный крах постоянно растущей экономики, основанной на эксплуатации невозобновляемых ресурсов и все прибывающей популяции. Другой гипотетический кризис экономики XXIII века ("Магистраль вечности") изображается более похожим на Великую депрессию в США. Всюду царит безработица, торговля переживает упадок, обрекая периферийные поселения на изоляцию и выживание. Редкий оставшийся
На это неприятие можно дать проверенный ответ. Не очень освещаемый эксперимент по почти полному искоренению денег, олицетворявших для большевиков имущественное неравенство, стартовал в России в ноябре 1917 года. Одновременно со свержением Временного правительства в результате переворота, переименованного через десять лет в революцию, вооруженный отряд занял Государственный банк, вынудив его временно прекратить клиентское обслуживание и оставить только эмиссионную функцию. Вскоре, по экспроприаторской склонности большевиков, сводившейся к тому, что чужие деньги - это плохо, а отнятые в их пользу - гораздо лучше, были частично конфискованы его денежная наличность и золотой запас. Действие банковской системы в масштабах страны было этим затруднено, а кредитование частными банками оставшихся без владельцев и управления заводов, фабрик и торговых контор приостанавливалось из-за отсутствия как предоставляемых Госбанком ресурсов, так и достаточных гарантий возврата кредитов заемщиками. Со стороны финансовых агентов это было вынужденной реакцией в столь резко изменившихся условиях. Еще более обоснованными выглядели подобные меры в отношении ставящихся под рабочий контроль и затем национализируемых предприятий. Без коммерческого кредита, нормального денежного оборота и при фактическом отсутствии управления промышленность и торговля начали замедляться. Большевики расценили все это как саботаж и стали распоряжаться распределением ссуд и эмитируемых денег в соответствии со своими, во многом иллюзорными, понятиями, предварительно силой посадив собственного комиссара управляющим Госбанком и заменив часть его персонала. Полезная для стабильности денежного обращения независимость центрального банка от исполнительной власти была надолго уничтожена.
В начале декабря большевики упразднили государственные земельные банки, дезорганизовав работу ипотеки, затем поставили под свой контроль коммерческие банки Петрограда с введением ограничений по расчетам и операциям с вкладами. К концу месяца вышел декрет о национализации всех частных банков, сопровождавшийся их фактическим захватом и символизировавший намечаемый переход к безденежному ведению хозяйства. Упразднялись облигации, акции, другие ценные бумаги, запрещались сделки с ними, а также купонные и дивидендные выплаты по ним. Пользование сберегательными вкладами ограничивалось, "нетрудовые" крупные вклады конфисковались, как и все золото или другое ценное содержимое банковских сейфов. За этим последовало аннулирование государственных займов.
Результат был ожидаемым - служащие банков надолго объявили забастовку, а действующие до того предприятия быстро и почти полностью полегли, оставив без работы и без дохода тех самых рабочих, о которых на словах так пеклись большевики. Сохранившие связи с селом рабочие потянулись туда, другие, чтобы выручить хоть какие-то деньги на прокорм, начали распродавать имущество заводов и фабрик, вместо того, чтобы бесплатно трудиться на них. Торговля немедленно потеряла базировавшуюся на кредите оптовую часть, прекратив массовые поставки товаров, и сжалась до неорганизованного мелкорозничного бартера, разбавленного примесью оставшихся у людей наличных денег и их суррогатов вплоть до расписок местных атаманов. Транспортное сообщение также оказалось нарушенным, несмотря на мобилизацию персонала железных дорог, поэтому запасы сырья и продовольствия конфисковались и иссякали, но не пополнялись. Остававшихся в городах рабочих стали сколачивать в продотряды, чтобы силой отбирать запасы у объявляемых несознательными контрреволюционерами крестьян, которые почему-то не желали добровольно и бесплатно расставаться с результатами своего труда. Обираемые продразверсткой и не получавшие взамен ни денег, ни промышленных товаров крестьяне не видели смысла производить, а потом отдавать задаром зерно и другую сельхозпродукцию, что вызвало острую нехватку продуктов и кое-где - голод. Наступила полнейшая хозяйственная разруха, причинами которой мифотворцы потом стали называть действия Временного правительства и гражданскую войну, хотя их вклад был далеко не столь велик, к тому же большевики своим переворотом инициировали эту войну и были ее активной стороной.
Под действием "разоруженчески-дембельского" декрета о мире, без денег и основанного на их использовании материального снабжения окончательно развалились фронты ведущейся с Германией, Австрией и Турцией войны, личный состав армий частью был деморализован, частью разъехался по домам, что дало возможность австро-германской коалиции почти беспрепятственно занять Украину, Белоруссию, Прибалтику. Оплата требовалась нанятым для охраны правительства латышским стрелкам, без нее люди не соглашались служить в тех вооруженных отрядах, которые потом стали называться Красной Армией. Возможно, решающим аргументом стало то, что денежная система как гарантия уплаты контрибуции понадобилась на ведущихся в Брест-Литовске сепаратных переговорах о мире, в противном случае Германия грозила продолжить наступление. Припертым со всех сторон большевикам пришлось сдать немного назад и позволить огосударствленным и слитым воедино банкам заняться под надзором уполномоченных выпуском денег, а людям - получать оплату за работу и службу.
Несмотря на эмиссионную накачку банками, а затем - комиссариатом финансов, национализированных к тому времени предприятий, промышленность и оптовая торговля не могли подняться в один момент из-за бестолкового управления, отсутствия топлива и сырья, разорванных деловых и транспортных связей и продолжали лежать в упадке, не балансируя товарным предложением внезапно возросший спрос. Другие возможные способы связывания денег были упразднены. Поэтому результатом антифинансовых декретов и разрешений стал очень даже предвидимый разгон гиперинфляции, подстегиваемый отсутствием ограничений на эмиссию. Столь высокую инфляцию, обесценившую имеющиеся сбережения, не помогли предотвратить
Таковы самые первые итоги проводимой якобы в благих целях, а на деле полностью авантюрной и позорной вивисекции экономики, попытки решения сложнейших вопросов негодными, невежественными и дикарскими способами. Жестокий эксперимент был продолжен в следующие десятилетия, потому что партия большевиков стремилась как можно сильнее ограничить не во всем подвластный ей оборот денег, если уж не удалось полностью избавиться от них. Это распространившееся в период индустриализации и коллективизации и сохранившееся вплоть до перестройки разделение сферы обращения денег на основную безналичную часть и намного меньший фонд наличной оплаты труда, нерыночное регулирование цен и зарплат, замена значительной части денежных доходов неравноправной распределительной системой, включая господство натуроплаты в колхозах. В том же ряду стоят неоплачиваемые субботники и воскресники, бесплатный принудительный труд заключенных. Пренебрежение рыночной ролью денег приводило к необъективной оценке экономических результатов преимущественно валовыми показателями, к искусственному перекосу приоритетов и ценовых пропорций в пользу тяжелой промышленности, к постоянному дефициту потребительских товаров, включая жизненно важные продукты питания.
Деньги как удобный общепризнанный эквивалент ценности работ, товаров и услуг и универсальный инструмент их прямого и косвенного многостороннего обмена неизбежно возникают в достаточно развитой экономике со специализацией отдельных индивидуумов и хозяйств. Кому-то они могут показаться злом, но намерение исключить их приносит гораздо большее зло, отбрасывая всю страну назад на целые эпохи. Даже из приукрашенной официальной статистики ясно следовало, сколько лет потеряли промышленность и сельское хозяйство по вине большевиков, прежде чем удалось вновь достигнуть уровня производства 1913 года. Вынужденная ускоренная индустриализация частично восполнила нанесенные потери, но другие государства за это время не стояли на месте, в результате дореволюционное отставание не сократилось, в том числе по официальным данным, не учитывавшим качественную разницу в структуре валового внутреннего продукта. О благосостоянии большинства людей та же статистика чаще всего помалкивала, потому что его было нелегко обнаружить. Частная собственность, которая в других странах охватывает значительную долю национального богатства, в СССР не признавалась. Имитировавшая ее личная собственность распространялась, и то с жесткими ограничениями, на зарплату, индивидуальные жилые дома, выращенные на приусадебных участках скот и овощи, одежду, обувь, другие предметы повседневного обихода и личного пользования, впоследствии - на бытовую технику, редкие легковые автомобили. Успехи промышленности достигались опять же ценой перекачки ресурсов, людских жертв и дальнейшего обирания населения, вместо обеспечения его потребностей. Специалисты до сих пор спорят, в каком десятилетии, в 50-х или в 60-х годах XX века, уровень жизни рабочих и колхозников добрался до когда-то взятой планки 1913 года. Поэтому пропагандистские лозунги типа "все - для человека, все - для блага человека" или похожие на них более ранние заявления о революции в интересах пролетариата и трудящегося крестьянства были насквозь пустыми с самого начала. Как оказалось, изложенный в русском переводе "Интернационала" и последовательно реализуемый примитивный рецепт сначала все разрушить до основания, а потом построить новый мир, легко выполняется только в первой части, а со второй возникают гигантские трудности. Справиться с ними на практике за семьдесят с лишним лет так и не удалось.
Неравенство, с которым на словах начиналась такая рьяная борьба, не исчезло, оно перетекло в другие формы. Отнятым у прежних собственников "общенародным" имуществом кто-то должен был распоряжаться и управлять. Естественно, эти функции присвоила сформированная из большевиков партийная, затем партийно-советская бюрократия, одновременно частично изымавшая в свою пользу через специально созданную систему распределителей образующуюся натуральную прибыль и таким образом обеспечивавшая себе и своим семьям безбедную привилегированную жизнь. Для них, конечно, деньги не были предметом первой необходимости, хотя массовых отказов от повышенных зарплат не наблюдалось. Общественное положение стало измеряться не собственностью и деньгами, а степенью доступа к дефицитным благам. В этой обстановке высшее руководство не нуждалось в показном личном богатстве, все, что требовалось, им тут же доставляли, малейшую прихоть старались немедленно исполнить.
С тех пор волюнтаристский подход к отечественным финансам никуда не исчез, так или иначе он продолжается все время, поддерживаемый непременным стремлением к полновластью не разбирающихся в экономике руководителей. Сейчас, например, он выступает в "государственническо-патриотическом" обличии. Все это аукается нынешней России в виде редкостно высокой, граничащей с необузданной жадностью, концентрации богатства у одних, в первую очередь, приближенных к власти, и невысоких доходах и низкой финансовой грамотности большинства остального населения, безосновательно надеющегося на сокращающуюся помощь государства. Многие люди на долгое время застревают в бедности, не имея достаточных средств на питание и одежду. Вместо возможностей зарабатывать им подбрасывают ложные идеи о скромности в потреблении. В результате шансов удержаться за развитыми странами становится все меньше и меньше, а находившийся недавно на почтительном удалении Китай уже опережает нас по средней зарплате в промышленности. И как долго еще мы будем вместо упорной квалифицированной работы надувать щеки, тешиться иллюзиями и считать себя великой державой?