Скиф-Эллин

Чернобровкин Александр Васильевич

Сейчас мы идем по Беотии — самому большому греческому союзу городов, неофициальной столицей которого являются Фивы. Впереди у нас город Онхест, расположенный на скале, обнесенной каменной стеной. Жители города уже прислали парламентеров, которые покаялись, перекинув стрелки на Фивы — заставили нас, мерзавцы, а сами бы мы ни-ни! — и выторговали приличные условия капитуляции. Нашему войску будет дано продовольствие на три дня, а взамен мы не будем захватывать Онхест и грабить окрестности. На счет окрестностей — это Александр Македонский, конечно, погорячился. Они будут разграблены при любой погоде. За многотысячной армией не уследишь, особенно за наемниками из варварских племен. Кстати, среди этих наемников пара тысяч иллирийцев, уцелевших после ночного побоища.

Есть такие народы, которые всегда среди победителей, кто бы их ни победил. Мои бессы тоже отправились посмотреть, как живут местные крестьяне. Уверен, что вернутся не с пустыми руками. После тринадцатидневного изнурительного перехода по горам нам надо отдохнуть и подкрепиться.

Едущие впереди гетайры начинают рассредоточиваться по берегу озера. Значит, здесь и встанем лагерем. Я показываю оставшимся со мной воинам на холм неподалеку от берега. Там растут несколько деревьев, в тени которых мы и расположимся. Арбы ставим по периметру, чтобы непрошенным гостям было труднее нас беспокоить. Выпряженных волов ведут к озеру. Животные опускают серые морды в воду и медленно и долго пьют ее. Делают это так усердно, что мне кажется, что вижу, как медленно опускается уровень воды в озере. Затем, роняя капли с потемневших морд, волы бредут на луг, где будут вместе с лошадьми пастись днем под присмотром наших рабов, а ночью — воинов.

У меня появились еще два раба — двадцативосьмилетняя иллирийка Делми (Овца по-иллирийски) и ее одиннадцатилетний сын Дауна (Волк). Несмотря на несовпалающие имена, живут они мирно. Еды во время перехода по горам было мало, поэтому цены на рабов упали ниже плинтуса. Воин, захвативший мать и сына, предложил их мне за барана. Сошлись на передней половине овцы. Получилось, что за пол-овцы я приобрел целую и волчонка. Делми хорошо готовит, по крайней мере, лучше Ани. Дауна пасет скот и выполняет мелкие поручения. Несмотря на волчье имя, волы и лошади не боятся его. Аню прямо таки распирает от гордости, потому что появилось, кем командовать. Себя она считает женой, а не рабыней. Уже ради одного этого стоило купить пару иллирийцев.

Вернулись бессы с дюжиной кур, тремя корзинами яблок, двумя мешками пшеничной муки и неводом. Тут же была организована рыболовецкая артель. Я почему-то был уверен, что горцы не любят рыбу. Оказалось, что Битюс и его команда живут на берегу горного озера и умеют ловить рыбу. Двое тянули невод, а остальные загоняли в него рыбу. Первым же заходом вытянули килограмм пятьдесят. Рыба была крупная, жирная. Не знаю, чему больше удивляться: тому, как много сейчас рыбы в озерах и реках, или тому, как мало ее останется к двадцать первому веку? Улов сразу почистили, порезали и положили в котелки с водой, которые повесили над кострами. Мелкую рыбешку вместе с чешуей насадили на прутики и расположили над огнем так, чтобы запекалась. Второй и третий заход оказались такими же удачными. После чего невод растянули на шестах, давая просохнуть.

Пока варилась рыба, я отобрал трех больших щук в подарок начальнику наемной конницы. Выглядит эта пресноводная хищница внушительно, но слишком в ней много мелких костей, так что лучшего подарка для начальства не придумаешь. Эригий сидел на раскладном стульчике возле своего полотняного шатра, который сперва покрасили в красный цвет, а потом покрыли смолой. В итоге издали шатер был похож на огромную кучу дерьма. К тому же, возле шатра постоянно воняло мочой, потому что хозяин ленился отойти подальше.

— Принес тебе свежей рыбы, мои воины наловили, — сказал я, показывая щук, подвешенных на прут через жабру и рот.

— Все бы мои подчиненные были, как ты! — похвалил он и приказал рабу — пожилому хромому фракийцу — забрать у меня рыбу и приготовить ее.

На самом деле я принес подарок не просто так. Судя по тому, как основательно оборудовали свой лагерь гетайры, простоим здесь долго, а я не для того отправился в поход, чтобы сидеть без дела, то есть без добычи.

— Долго будем стоять здесь? — поинтересовался я.

— Не знаю, но, думаю, несколько дней точно. Это будет зависеть от того, как поведут себя

фиванцы. К ним отправили послов с предложением выдать зачинщиков бунта и признать Александра гегемоном. Наш царь не хочет кровопролития, — рассказал начальник наемной конницы и добавил раздраженно: — Чего он церемонится с ними?! Все равно они союзники только на словах!

Эригий, в отличие от меня, не знает, что Александр Македонский замыслил захватить Персию или, как она сейчас называется, Державу Ахеменидов. Для этого ему потребуются греческие гоплиты для фаланги и греческие галеры для поддержки сухопутных войск и перевозки их и снабжения. Если он сейчас покажет себя слишком жестоким, поддержка все равно будет, потому что с сильным боятся ссориться, но очень уж ненадежная.

— Пока будут договариваться, мой отряд мог бы проехать по Беотии, собрать добычу, — подсказываю я.

Эригий знает, что получит десятину от награбленного, однако тяжело вздыхает и отказывает:

— Нельзя. Царь Александр приказал не трогать беотийцев, даже фиванцев. Вот если не договоримся…

Что ж, подождем, позагораем на берегу озера, порыбачим. Мы люди подневольные: можем грабить, можем не грабить.

16

Мятежники не захотели идти на поклон к Александру Македонского. Наверное, рассчитывали на поддержку других греческих полисов и золото персов. Видимо, царь Дарий пожадничал или греки нынче пошли не те, но никто подписываться за фиванцев не стал. Тогда они дали гражданство всем своим метекам и рабам, согласившимся защищать город, и приготовились к осаде.

В двадцать первом веке Фивы были заштатным городишкой с населением тысяч двадцать. В России такие называют поселками городского типа. Я специально проехал через него на машине, свернув с трассы Афины-Салоники. От былого величия тогда остались руины ворот, крепостной стены и акрополя Кадмея. Во время моего визита с каталонцами в начале четырнадцатого века Фивы были второй столицей Афинского герцогства. Здесь было много ткацких фабрик, которые выпускали отличные шерстяные ткани. Сейчас это один из крупнейших городов Греции, опять-таки второй после Афин. Каменные стены высотой метров семь пока что целы, как и акрополь, который, по преданию, назван в честь финикийца Кадма, основателя города. Внутрь ведут семь ворот: Пройтидские, Кренейские, Неитские, Гипсистейские, Огигийские, Электринские и Гомолойские. Каждые защищают две круглые башни высотой метров двенадцать. На юге городская стена совпадает со стеной акрополя Кадмея, в котором находится в осаде македонский гарнизон, размещенный здесь еще по приказу царя Филиппа, который прекрасно знал о вероломной натуре фиванцев. С трех сторон акрополь обнесен палисадом, сооруженным горожанами, чтобы ни один их враг не сбежал. Теперь фиванцы сами окружены, и наши саперы ломают палисад, весело перекрикиваясь с македонским гарнизоном, большая часть которого собралась на южной стене акрополя и не скрывает радости. Наша пехота, разбитая на семь отрядов, стоит напротив семи ворот, готовая отразить вылазку горожан. Конница, тоже разделенная на семь отрядов — в резерве. Александр Македонский все еще надеется договориться с фиванцами, приказ о штурме не отдает.

Мой отряд расположился напротив Электринских ворот, которые по преданию названы так в честь Электры, сестры Кадма. От этих ворот начинается дорога к городу Платеи. Хотя этот город находится на территории Беотии, он раньше был союзником афинян, даже участвовал на их стороне в войне с персами, а теперь является союзником Македонии. Лет сорок назад фиванцы захватили Платеи, но три года назад царь Филипп освободил их и вернул все земли, оттяпанные соседями. Позади нашего лагеря на холме храм Аполлона Исмения. Свое второе имя храм получил от реки Исмен, на берегу которой расположены Фивы. Говорят, что скульптура Аполлона высечена из мрамора самим Фидием. Мои бойцы вчера принесли ему в жертву барана. Обычно чужестранцам не дает это делать, но жрецы не рискнули возмущаться, а больше и некому было.