Скиф
Шрифт:
Макс обнял за талию и чуть наклонив к столу, прошел ладонью от горла по груди и плоскому животику в укромное место. Там было жарко и влажно, и мужчина сгреб рукой в одну сторону со стола пепельницу и сигареты, в другую чашки, припал губами к груди, укладывая Варю на стол. Целуя и оглаживая одной рукой, скинул плавки и осторожно вошел в нее, прижал ноги к груди, обласкивая их губами. Варю выгнуло, головой свесилась и нечаянное «ааа» полетело в по кухне, заставляя Макса жмуриться. Мир поплыл в такт качке и пропал в ослепляющем взрыве внутри. Ее забило – мужчина придерживал и тяжело дышал, сжимая зубы от напряжения, но это было трудно. В волнах оргазма девушка сжимала его и невольно ласкала лоном до острой, поглощающей нирваны, кровь била в висках и казалось, рвалась наружу.
Логарифмы ни черта не помогали.
Макс сел, усадив Варю на себя и тем, давая себе и ей передышку, и слушал, как она прерывисто дышит, вздрагивает на нем, разгоряченная, истомленная. Обвила его и обдавала жаром дыхания, и сама не поняла, как прижалась губами к шее. Мужчина зажмурился – так ослепительно отдался ее несмелый, первый поцелуй, робкий, как первый снег и все же признающий, все же
Макс прижимая ее через спину ладонью к животу, впился в губы, потеряв себя и приподнимал, задыхаясь от наслаждения. Варя стонала уже не контролируя себя и словно летела, и он не хотел прерывать полет. Поцелуем впился в шею и пил ее сотрясающие ее волны оргазма, чуть переждал и вновь продолжил. Оглаживал ягодички, сминал, любуясь девушкой, что изгибаясь, принимала его и держалась за него, кривилась от истомы, вновь нарастающей волны внутри. И крепко прижал ее к себе, спеленав руками, застонал, чувствуя, как забилась на нем, оглох и от ее протяжного крика и от взрыва в голове и звона от него, приятной усталостью растекающегося по телу. Кровь, пульсируя мягко и томно, била в виски, вырывая стоны.
– С добрым утром, ― прошептал, невольно улыбаясь. Придержал Варю за затылок и потерся щекой о ее щеку.
Путевка в юность, счастливый билет, пропуск в рай – вот кто она, ― оглаживал, млея и, плыл от ее тепла и нежности, от чувственности уникальной и отданной лишь ему. И как было уйти от нее, как отпустить, какой сон или дела?
Варя чуть дышала и ничего не соображала, порабощенная обрушившимся наслаждением, долгим, ярким, и не поняла, как Макс положил ее на стол животиком. Она лишь чувствовала, как его ладони греют грудь, чуть сжимая и, губы горячо целуют, и выгибалась под их лаской. И закричала, вытягиваясь – он входил сзади, осторожно и неумолимо и словно раздувал пожар внутри.
Макс стиснул ягодички, огладил от бедер по гибкой тонкой талии, любуясь, накрыл холмики груди и чуть сжал меж пальцами соски. Варя закричала, задрожав и сама, в экстазе, забилась, обласкивая попкой его бедра. Такого напора он не выдержал – припал к ней, силой придерживая за бедра и, жмурился, вслушиваясь в токи, что сжимали его плоть, забирая семя.
– Роди мне мальчика, ― прошептал одними губами, и понял, что действительно хочет, чтобы она стала матерью его детей. И не дал уйти в ванную – унес в спальню, положил на живот, подложив под него одеяло, и гладил, пока не заснула. Он где-то слышал, что так женщины быстрее беременеют, а он этого и хотел. Тогда Варя точно не уйдет от него. А этого он сейчас боялся больше всего.
― Одиннадцать, малыш, ― поцеловал в висок. Варя вздрогнула, приподнимаясь, сонно уставилась на Максима. ― Пора за вещами, ― улыбнулся в лицо.
Девушка села и сообразила – нагая. Одеяло притянула, накрываясь, покраснела не с того, ни с чего.
Макс лишь улыбался любуясь ею. Нежность его топила, тягучая и глубокая, непривычная, неведомая до этого дня.
Положил на постель белье.
– Отвернись, ― попросила тихо.
Встал к ней спиной. А голову саму разворачивает – покосился за плечо и замер – розовое кружево плотно облегло упругие ягодицы и лобок, чуть выступающий над плоским животиком. И захотелось вновь стянуть трусики и…
Отвернулся – такими темпами они точно ни до Луначарского, ни до больницы не доедут. А Варю нужно перевезти, чтобы хоть какая-то уверенность появилась – не на день, не на неделю с ним.
– У тебя паспорт есть? Твой, ― спросил, уставившись на пса, видного в дверной проем.
– У отца. Только его скоро менять надо будет.
– Тебе скоро двадцать?
– Совсем скоро – в феврале.
Макс невесело улыбнулся – пятнадцать лет разница в возрасте. Куда ты лезешь, Смелков? И головой качнул – а все равно. Не отойду. Нет, теперь его и танками от нее не сдвинешь.
– Зачем тебе?
– Для заявления.
– Какого? ― замерла, перестав юбку застегивать.
– Нашего. Заодно поменяешь не только паспорт, но и фамилию с Косициной на Смелкову.
– Я давала согласие? ― удивилась, а в душе волнение бурю организовало – неужели он, правда, хочет, чтобы они стали мужем и женой? И не шутит, не издевается?
Макс нахмурился – нехороший вопрос, риторический и знаковый. И решил тему не развивать, чтобы ненароком не получить не желаемое.
– Тебе сколько на сборы понадобиться?
– Сбор вещей? Меньше часа, а что?
– Отлично, договорюсь с Чилигиным на два. Успеем и вещи забрать и пообедать.Они спешили, но это не мешало Максиму вести машину и оглаживать ножки Варе. Та смущалась, на светофоре ладонь его придерживая, не давая залезть под юбку, а он представлял, как было бы здорово, если бы девушка была без трусиков. И невольно улыбался, мысленно подтрунивая над ситуацией и над собой. Взрослый мужик, а снесло от пионерки, как сопляка.
Закурил и на Варю покосился:
– Бровки не хмурь, солнышко, все решим.
Да я ради тебя луну с неба – легко, кого уж вопрос с учебой урегулировать, ― вздохнул, признаваясь себе.
Варя глянула на него и даже чуть улыбнулась, и руку больше не сдерживала. И было приятно, что можно довериться, и верила. Только глубоко внутри все сидело занозой прошлое, опытом свербело.
– Отец может не отпустить жить к тебе.
– Отпустит, ― вырулил между «маздой» и «хондой» в переулок – так короче.
– Он тебя не знает, с чего ради послушает? Ты посторонний человек.
– Я уже договорился, Варенька. И не посторонний, а твой жених.
– Жених?
– Я тебе предложение уже три раза сделал, а ты не услышала, ― улыбнулся ей. ― Молчание – знак согласия. Так твоему отцу и сказал – мы собираемся с Варей пожениться.
– Ааа… А я гадаю, с чего отец меня к тебе отпустит, и чтобы ему сказать, чтобы не устроил маленький семейный скандальчик с нотками родительской истерии.
– Не любишь ты его. Почему?
Варя к окну отвернулась – она не знала ответа, но отца действительно, не то что не любила – скорее не воспринимала близким. Возможно, сказывались годы разлуки. Она выросла без него и взял он ее к себе, потому что мать устала и Варе просто некуда было деваться. Взял, как шмотку, которую иначе бы выкинули и – на съемную квартиру да по больницам. К себе раз только привел, и больше даже не звал в Девяткино.
– Может, простить не могу?
– За что? ― насторожился.
За психушку, ― глаз прищурила на плывущую за окном архитектуру мегаполиса. Так, наверное, ему проще было – сбыл с руки и печали меньше. А впрочем, правильно? Кто она чтоб его судить? У него своих проблем – выше макушки, а тут еще доча на голову свалилась со своими заботами.
– Мне двух лет не было, когда он нас с мамой бросил. Ушел к Тасе своей. Меня отчим удочерил, воспитывал. Вернее, не мешал расти и жить. Да какая разница? Не хочу об этом, ― отрезала к мужчине поворачиваясь. Глянула на его ладонь на своей ноге и невольно улыбнулась – горячая у него рука, сильная, властная и нежная.
Несколько дней, а Макс Варю уже за собственность принимает. И странно – она не против. И странно – хочет быть его, хочет погладить так же смело, как он ее оглаживает, да пока не хватает на это героизма.
Макс заметил ее теплый, шалый взгляд и по телу истома растекаться начала, желание в паху заныло. И чувствовал себя голодным малолеткой и радовался, что такая девочка ему досталась – как и он – ненасытная. И ясно, что брать ее надо чаще, привязывать крепче, раскрывать, к самому утонченному удовольствию приучать. Иначе найдется прыткий, уведет, открыв чувственной девушке все многообразие сексуальных наслаждений.
– Куда ехать знаешь?
– Да, сейчас налево, ― бросил, сворачивая на Луначарского. На часы глянул – без пяти минут двенадцать. Хорошо. А то Скифарин предупредил, что у него час времени на все.
– Вон он – отец, ― Варя кивнула на мужчину у парадного, заметив издалека.
Макс вышел первый и помог выйти ей, невольно подивившись, откуда у нее столько грации появилось. Раскрывается девочка?
Виктор Николаевич опешил, узнав дочь не сразу. Стоял как вкопанный и часто моргал, словно слезы сдерживал.
– Варенька?
Макс обнял девушку и, та не посмела отодвинуться:
– Привет, ― бросила тихо.
– Мы за вещами, ― напомнил мужчина и Скифарин засуетился:
– Да, да, пойдемте.
– Виктор Николаевич, мне Варин паспорт нужен.
– Зачем? ― обернулся у лифта.
– Заявление подать. И вот, ― вынул из внутреннего кармана бумажку, подал. ― Здесь наш адрес и мой телефон рабочий и домашний. Мобильный вы знаете.
И чуть подтолкнул замешкавшуюся Варю внутрь однотипной квартирки, неухоженной как любое съемное жилье. Девушка почему-то не смогла зайти в свою комнату – осела на пуф в коридоре и замерла. Макс глянул на нее и не стал тревожить – вещи сложил со Скифариным, тем более тот один чемодан уже приготовил. На все минут двадцать ушло.
– Ну, что, двинулись? ― присел перед девушкой, поставив рядом сумку.
Варя поежилась – не верилось что уезжает. И словно черту подводит под прошлым, уходя в будущее. А какое оно?
– Вы бы спускались, Максим. А мне с Варей надо поговорить, ― влез Виктор Николаевич.
Мужчина глянул на него и кивнул:
– Хорошо. Жду в машине.
И вышел, вынося небольшой чемоданчик и сумку. Вещей у девушки оказалось немного.
– Варя, вы действительно собрались пожениться? ― сел рядом с дочерью мужчина.
Девушка вздохнула и покосилась на отца – она не верила еще до конца в такую перспективу. Сказочно слишком.
– Не знаю. Говорит.
– Но он тебе нравится?
Варя закуталась в шубку, словно мигом озябла, а сама просто спрятала лицо в воротник, чтоб отец не заметил, как зарделась. И робко кивнула. Даже странно – действительно нравится. И как смотрит, и как ходит. И что на эстонца похож по темпераменту. А в постели наоборот…И опять лицо в воротник спрятала – улыбка на губы набежала.
– Он вроде бы неплохой человек. Не обижает тебя?
Нет, ― головой мотнула.
– Он хороший. Вроде. Я не знаю, па, пока не пытай. Сама много не понимаю. Время нужно, чтобы в себе разобраться. И не беспокойся – Максим действительно порядочный человек. Мне с ним спокойно.
– Как же дальше с учебой будет?
– Буду учиться. Придумается, что-нибудь.
И вдруг ткнулась лбом в плечо мужчины:
– Знаешь, мне кажется, я понимаю, зачем выжила. Только боюсь пока верить. Прости меня за все, ладно?
– За что, глупенькая, ― вздохнул, погладил по голове. ― Денег-то надо? Возьми-ка пару тысяч, на всякий случай, ― сунул ей мятые бумажки. ― Звони почаще. И на мои звонки отвечай уж, пожалуйста. Не спокойно у меня на сердце пока.
– Все будет, как будет. Хуже по – любому быть не может, ― чмокнула его в щеку, вводя в ступор. И пошла к лифту. ― Спасибо тебе, ― бросила в открытую дверь.
И грустно стало, сердце защемило. Слезы накатились вдруг, словно навсегда с отцом расставалась. А может с прошлым? Так его жалеть нечего.
И вышла уже спокойная, уверенная.
Максим у машины стоял, курил – красивый и… свой, близкий, родной какой-то. Смотрел на нее и словно любовался. Варя подошла, забрала у него сигарету, опершись ладонью на грудь. Затянулась и отдала обратно. И прижалась, заглядывая в лицо. Мужчина отвернулся, чтобы дым ей в лицо не пускать, и косился, радуясь, что лед с ее стороны тронулся, и, пугаясь – как бы ее в другую сторону не унесло.
– Поговорили?
– Угу.
– Беспокоится?
– Да.
Макс хмыкнул:
– Ты удивительно многословна.
– Беру пример с тебя, «жених».
– Слышу сарказм в голосе, ― откинул сигаретку и притянул девушку к себе, обнял. ― Сейчас в больницу, потом пообедать заедем, и я снова сделаю тебе предложение. И буду делать, пока не согласишься.
Варя с трудом справилась с наползающей на губы улыбкой, гордой и счастливой.
– Мне нужно доучиться, ― напомнила.
– Согласен. И даже не собираюсь мешать, хотя одно другому не помеха. И если хочешь знать мое мнение, тебе нужно получать ту профессию, к которой душа лежит. Подумай.