Скифская чаша
Шрифт:
— Когда же?
— Заглянем ко мне, тут рядом, на Русановской набережной, и вы, Михаил Михайлович, — положил он Чушкову руку на плечо, — тоже никогда у меня не были.
— Ну что вы, — категорично возразил Дробаха, — об этом не может быть и речи, нас трое, стесним вашу жену. Лучше заглянем в чебуречную, я как-то проезжал тут и запомнил.
— Существует, — подтвердил майор, — но чебуреками там, по-моему, и не пахнет. А Марина нажарит нам яичницы с колбасой, большего не гарантирую, но яичницу...
— А вы, друг мой, пессимист, —
Хаблак пожал плечами, предположение оказалось необоснованным: чебуреки были, даже неплохие, по крайней мере горячие, и они отдали им должное, уничтожив по две порции.
Дробаха, правда, мог бы осилить и третью, но, подумав, отказался: это его намерение не нашло бы поддержки у Хаблака и Чушкова, и следователь подумал, что они, по всей вероятности, осудили бы его, а он был здесь все же старший по званию и служебному положению и не хотел выглядеть смешным. Попросил принести черного кофе. Как ни странно, ему не отказали, и довольный Дробаха спросил у майора:
— Какого типа вы имели в виду, Сергей Антонович?
— Есть тут один... Юхим Сидорович Крот, завхоз издательства, и кажется мне, что он приложил руку к убийству Ситника.
— Вам виднее, майор. Я только что подключился к делу, а вы в нем как рыба в воде.
— Скифская чаша! — воскликнул Хаблак. — Голову даю на отсечение, что Ситника убрали из-за нее.
— Не исключено, все же какая-то сотая доля процента...
— Сейчас заедем в издательство, и я поговорю с уважаемым гражданином Кротом! — не без злорадства сказал майор.
— Девушка... — заметил Дробаха. — Высокая, молодая и красивая! Там, где очень красивые девушки, всегда что-нибудь случается. Вам не приходилось наблюдать такую закономерность?
— Вы старше и опытнее, — уклонился от прямого ответа Хаблак. — А девушку попробуем разыскать.
— Приезжайте вечером, — решил следователь, — я управлюсь с некоторыми делами, чтобы ничто не мешало, тогда и посоветуемся.
Майор кивнул. У него был свой план действий, и в помощи Дробахи он пока не нуждался. Они подъехали сначала к прокуратуре, отвезли Чушкова в управление, потом Хаблак поехал в издательство.
Крот встретил майора настороженно, но без особого волнения. Хаблак решил сразу взять быка за рога — присел напротив и спросил прямо:
— Где вы были вчера вечером, Юхим Сидорович? Между шестью и десятью часами?
Крот сдвинул очки на кончик носа.
— Вчера между шестью и десятью? — повторил таким тоном, будто этот вопрос удивил его. — А зачем это вам, уважаемый?
— Необходимо, Юхим Сидорович, крайне нуждаюсь в прямом и недвусмысленном ответе.
— Пожалуйста, это очень легко проверить. Вчера после работы, а до шести я был в издательстве, поехал к сыну. Праздновали рождение внука, ну и как же без деда?
Хаблак почувствовал, как кровь отлила у него от лица. Вероятно, у Крота полное алиби.
Поинтересовался адресом сына завхоза, узнал, кто был на праздновании, и позвонил в управление Зозуле, поручив лейтенанту проверить показание Юхима Сидоровича.
Заглянул к Данько. Узнав о смерти Ситника, тот разволновался.
— Вот на свою голову! — воскликнул он категорично. — Одно преступление тянет за собой другое.
Майор был согласен с художником, но возразил для приличия:
— Не будьте таким прямолинейным. Кстати, вы не видели с Ситником красивой девушки? Каштановые волосы и высокая прическа?
Данько покачал головой:
— Он посторонних девушек в издательство не водил. Расспросите дружка Олега, Ивана Кухаренко, преподает язык в железнодорожном техникуме. Тот должен знать, давно дружат — вместе кончали университет.
До техникума было не близко, и Хаблак трясся в троллейбусе, смотрел на озабоченных прохожих и думал, что раскручивать ему эту историю со скифской чашей долго и нудно, вот что получается — даже перед убийством не остановились.
Иван Кухаренко искренне огорчился, узнав о трагедии в Русановских садах. Чуть не заплакал, шмыгнул носом, и глаза увлажнились, он сидел в пустой преподавательской (в техникуме шли занятия, однако директор освободил Кухаренко) рядом с Хаблаком на диване, маленький, худощавый, некрасивый мужчина, еще сравнительно молодой, но уже лысеющий, небрежно одетый, совсем не похожий на Ситника — высокого, самоуверенного. Еще раз шмыгнул носом и спросил:
— За что же его?
Майор только пожал плечами.
— Я знал: что-то должно было случиться, — сказал Кухаренко, — не нравился мне Олег в последнее время, какой-то весь издерганный и натянутый как струна, то и дело раздражался.
— Вы ведь дружили — могли бы и расспросить его. — заметил Хаблак.
— Вы не знали Олега. Упрямый и себялюбец, если что-нибудь надумает, так тому и быть.
— Знакомы с их завхозом Кротом?
— Нет.
— Может, видели с Олегом? Пожилой человек, лысоватый, лицо неприятное, похож на хорька.
Кухаренко отрицательно покачал головой:
— Никогда не встречал.
— А новые друзья Олега? Не видели Ситника в последнее время с новыми людьми? Может, с девушкой? Высокой, красивой, каштановые волосы. Приезжала с ним на дачу.
— Так это же Роза, парикмахерша Роза, и Олег ухаживал за ней. Влюбился по уши, девушка действительно хороша, но того... — он повертел рукой над головой, — ветер... Сегодня с Олегом, завтра с другим. Я его предупреждал: брось, зачем она тебе, ну красивая, так красивых вон сколько по Крещатику слоняется, бери — не хочу, каждая третья или четвертая, да и Олег парень не из последних... Был! — воскликнул он вдруг в отчаянии, словно только сейчас осознал гибель товарища. Кухаренко стиснул виски и нагнулся чуть не до самого пола, видно, что ему было по-настоящему больно, совсем не позировал и переживал искренне.