Скифская чаша
Шрифт:
— А женщины?
— И они тоже.
— И Надя, возможно, оставила чемодан в этой комнате?
— А где же еще?
— Лапский или кто-либо другой могли зайти туда?
— Комнаты на ключ не закрываются.
— И кто-то мог залезть в Надин чемодан?
— Что вы, у нас этого никто себе не позволит. Сколько работаем, не было случая.
— А в принципе?
— Я же говорю: комнаты не закрываются.
Хаблак подумал, что он, пожалуй, получил от Шафрана максимум нужных сведений.
— Спасибо, — сказал, — вы помогли нам.
Официант нерешительно поднялся.
— И это все? — спросил недоверчиво. — А что будет с нами? И с Лапским?
— Со временем все решится, — уверенно пообещал Хаблак. — А вы держитесь своей линии. Сами понимаете: честному человеку ничто не угрожает.
10
Хаблак вскипятил в чашке воду, бросил бумажный пакетик с чаем, сидел, думал, машинально помешивая ложечкой, и совсем забыл о чае, вспомнил, когда тот уже почти остыл, но подогревать не хотелось, хлебнул холодного. На чистом листке бумаги написал две фамилии: Бляшаный Иван Петрович. И немного ниже: Лапский Валерий Саввич.
Решил, что Валерий Саввич, наверно, уже появился в ресторане, вечерние посетители, правда, еще не занимают столики, но к их приходу следует подготовиться, вероятно, уже есть заказы, и надо сориентироваться, кого куда посадить и кто кого должен обслуживать.
Однако с Лапским можно увидеться и вечером, никуда не денется, тем более что у Хаблака не было твердой уверенности, стоит ли разговаривать с Валерием Саввичем, по-видимому, следует раньше собрать о нем кое-какие сведения — может, кто-то и заметил, как он лез в чемодан Наконечной.
Собравшись побывать прежде в мостоотряде, Хаблак вызвал машину. Допив холодный и невкусный чай, бросил в ящик листок с двумя старательно выписанными черным фломастером фамилиями, подумал, что надо бы позвонить Дробахе, набрал номер, но безрезультатно — Иван Яковлевич не ответил. Только положил трубку — звонок, оказалось: Одесса. Знакомый Хаблака, заместитель начальника областного управления уголовного розыска подполковник Гурий Андреевич Басов сообщил такое, что майор сразу забыл о вызванной машине и поспешил к Каштанову. Как ни торопился, пришлось посидеть в приемной — полковник разговаривал с каким-то посетителем, Хаблак счел, что слишком долго, хотя прождал всего четыре минуты.
— Что-то новое о взрыве? — спросил Каштанов.
— Да, десять минут назад позвонили из Одессы. На берегу моря за Лузановкой погиб один из пассажиров того самолета — Михаил Никитович Манжула. Упал в море с крутого берега и разбился на камнях. Или столкнули.
— Когда?
— Тело нашли около десяти. Был еще теплый.
— Как установили, что именно Манжула?
— Мне звонил Басов, вы знаете его?
— Слышал.
— Зубы съел в розыске. Он не исключает случайной трагедии. Во-первых, у Манжулы нашли много денег, около двух тысяч, еще документы, японские часы. Значит, не грабители. Во-вторых, тропинка там проходит по самому краю обрыва. Мог оступиться и упасть. Ну а список пассажиров того рейса был в милиции.
— Дробаха знает?
— Еще нет, я прямо к вам.
Каштанов покрутил телефонный диск, ему повезло: Дробаха ответил, видно, только появился. Выслушав сообщение, Иван Яковлевич попросил передать трубку Хаблаку.
— Не помню я Манжулу, — сказал недовольно, — вероятно, вам пришлось разбираться с ним?
Хаблак припомнил элегантного мужчину в белых джинсах и сером пиджаке, сшитом дорогим портным. Манжула, как и тогда в гостинице Бориспольского аэропорта, улыбался ему вежливо и разглаживал складки на отутюженных брюках. Улыбался, как живой, — уверенно и даже был весьма оживлен.
Человек с зарплатой сто семьдесят рублей, в кармане которого находят две тысячи. Рядовой снабженец, ну, может, не совсем рядовой, заместитель начальника отдела, однако белые джинсы, японские часы и деньги...
Деньги, которых не взяли...
Не в его ли чемодане тикал часовой механизм мины?
А как он сказал тогда?
Хаблак еще раз представил себе Манжулу. Сидит на стуле непринужденно, заложив ногу за ногу, смотрит ему прямо в глаза и отвечает убежденно:
«Нет, товарищ, ищите в другом месте, в моем чемодане не было ничего постороннего. Гарантия».
Может, это было сказано немного иначе, но последнее слово «гарантия» Хаблак помнил абсолютно точно. Как и уверенный тон, каким оно было произнесено.
Выходит, соврал. И соврал на свою голову, видно, провинился перед кем-то, и провинился основательно, раз все-таки дотянулись до него.
А может, и в самом деле оступился или споткнулся на узкой тропинке над обрывом.
— Да, Иван Яковлевич, — ответил Дробахе, — помню я Манжулу, снабженец Одесского машиностроительного завода. Тогда он не вызвал у меня никаких подозрений.
— А теперь?
— Не нравится мне эта история.
— Кому же понравится? А что тут, в Киеве?
— Двое из четверых отпали.
— У меня требует выяснений один. Доктор наук из научно-исследовательского института. Но, кажется мне, все это пустое. Знаете анекдот о внутреннем голосе?
— Слышал.
— Так вот внутренний голос подсказывает мне...
— Что надо лететь в Одессу?
— Немедленно, первым же рейсом.
— А вы?
— Буду разрабатывать киевские версии.
— Мы должны увидеться. Времени достаточно, ближайший одесский рейс через три часа.
— Сейчас я подскочу к вам. Домой заедете?
— Подкинете меня на Русановку?
— Моя машина будет в вашем распоряжении.
Хаблак положил трубку и встретился с укоряющим взглядом Каштанова. Сразу сообразил, чем недоволен полковник, и объяснил:
— Конечно, негоже следователю по особо важным делам ехать к простому смертному, но у нас с Иваном Яковлевичем свои отношения, и он не обидится.