Скитальцы (цикл)
Шрифт:
И вот — Танталь позвала на помощь.
Колебание был коротким и мучительным; впервые за долгий срок ему предстояло оставить Торию. Он решился и, прихватив малый отряд Агена, отправился на помощь дочерям — куда глаза глядят, ведомый одной только интуицией.
Оказалось, что он не так-то слеп.
Впервые за десять лет ему стала являться во сне вышитая на шёлке карта. Ниточками вились дороги, Эгерт видел себя булавкой, сидящей в ткани по самую головку; впереди, за вылинявшими лесами, горел, как кошачий глаз, едва различимый
И он спешил вперёд, рассылая во все стороны разведчиков. В одном селении ему сообщили, что неделю назад мимо проезжали комедианты; раз напав на след, Эгерт Солль никогда не терял его.
Он нашёл комедиантов. Он нашёл головорезов; он нашёл меня.
Трое из шестёрки Агена были ранены, один — серьёзно. Его пришлось оставить в гостинице, на попечение служанок и под личную ответственность хозяина. Местный староста, узнав, кто именно остановил кровавую драку в трактире, самолично прибежал пред ясны очи господина Солля. Он же гостеприимно распахнул перед пойманными головорезами яму, сооружённую деревенским правосудием для воров и мошенников; сопливый князь Сотт забрался слишком далеко от своих владений. Жажда мести оказалась сильнее здравого смысла, а княжеская корона грозила вот-вот соскользнуть на шею, обернувшись ошейником каторжанина.
— Будет война, — плаксиво сообщил он полковнику Соллю.
Тот поморщился, как от боли, и обернулся к старосте:
— Кнутом. На площади. За насилие и разбой.
Князь Сотт окончательно потерял мужество; мне хотелось злорадствовать, но не было сил. Жаль — даже злорадство способно поддержать в трудную минуту…
Солль не смотрел в мою сторону. Я был для него ничем — фанфарон, с помпой женившийся на юной девушке и сразу же отдавший её на растерзание совершенно диким обстоятельствам. Не уберёгший. Недостойный.
Меня раздражала его неторопливая властность. Он ведь давно понял, что оставил Торию на погибель, на беду, но не кидается в седло и не нахлёстывает коня, а с гримасой отвращения на красивом лице раздаёт и раздаёт приказы, и относительно живых, и относительно мёртвых, и относительно пленных…
Танталь равнодушно сидела в углу. Алана ходила за Соллем как привязанная — я ощутил укус ревности. Помнится, раньше между отцом и дочерью не наблюдалось столь нежной любви…
Сперва я хотел скрыть от Аланы, с какими комедиантами мне довелось здесь встретиться, но умолчать не удалось, не врать же, что здесь был Бариан со товарищи и что все они смылись, как только запахло жареным…
А эти, которых я помял, действительно смылись. Кажется, за то короткое время, что я провёл в каминной трубе, они успели вывести со двора повозки и рвануть куда глаза глядят; казалось бы, невозможно, но ведь успели же!
Я не стал врать Алане, утаивая от неё эту встречу. Но и о том, что тыкал бровастого предводителя лицом в камин, тоже не стал врать. На остывшую голову то моё намерение уже не казалась столь уместным — отвратительное
Зато я рассказал Алане, как этот самый предводитель напачкал от страху в штаны. Рассказал очень убедительно, смущаясь и вроде бы утаивая некоторые непристойные детали; Алана смеялась, и я видел, как моё враньё излечивает её от шока.
«Малый обеденный зал» наскоро очистили от следов побоища. С меня смыли кровь и золу, перевязали голову чистым полотном, но стоять на своих ногах я всё ещё не мог. Темнело перед глазами.
— Я хочу знать всё про этого мага, — проговорил Эгерт, делая ударения на каждом слове.
Мы с Аланой, не сговариваясь, посмотрели на Танталь.
— Эгерт, Тория не должна быть одна. — Бывшая актриса глядела в сторону. — Я… пыталась передать тебе… чтобы ты охранял ЕЁ!
Солль нахмурился:
— Я отправил гонца. Начальник стражи снимет, если понадобится, пост у городских ворот, но наш дом будет охраняться, как осаждённая крепость… Что я ещё могу сейчас сделать?
Он говорил медленно и внятно — я понемногу понимал, почему его ребята сумели взять верх над превосходящими силами головорезов. Если он отдавал боевые приказы таким же внятным, негромким голосом — как гвозди вбивал, честное слово, попробуй вытяни обратно…
И ведь он прав. Это я, будь у меня здоровье, вскочил бы в седло и гнал что есть мочи — в святой уверенности, что без меня дело не обойдётся…
— Теперь я хочу знать всё о МАГЕ. — Видно было, что полковнику непривычно повторять распоряжение дважды. — Танталь, пожалуйста, расскажи.
…Она утаила не много — не сказала, например, о том зимнем разговоре с господином Чонотаксом, разговоре, у которого, как она думала, не было свидетелей. И о том, что маг «прикрывал» её во время визита к Двери, — не сказала тоже. Я понимал почему.
Полковник Солль потрясающе владел собой. Даже когда упомянуты были Луар, Амулет и Дверь Мироздания, даже когда речь зашла об испытаниях, выпавших на долю Аланы, — на красивом лице Солля не дрогнул ни мускул. Равнодушная статуя.
Танталь закончила и перевела дыхание. Алана подсела поближе к отцу, взяла его за руку; да, разлука явно пошла ей на пользу. Будучи подростком, она не позволяла себе телячьих нежностей.
— Господин Рекотарс…
Да, я знал, что до этого дойдёт дело.
— Господин Рекотарс, сейчас вы ранены и, возможно, не особенно рады беседе. И всё же я настаиваю на ответе: как случилось, что моя дочь, а ваша жена так легко стала добычей этого… мага?
Он говорил по-прежнему негромко. Без нажима; он и не сказал-то ничего особенного, но у меня вдруг перехватило дыхание.
«Как случилось?..»
Как случилось, что я вообще появился на свет? Как случилось, что я угодил в Судную камеру? И как случилось, что я дожил до этого дня, меня ведь много раз собирались убить?!