Скитания
Шрифт:
Нет, лучше Ревекки, его Ревекки, нет ни одной девушки в мире!..
Ревекка нерешительно повторила свой вопрос:
– Скажи, Липпо, твои родители примут меня?
Фелипе ответил не сразу. Он впервые слышал свое имя из уст любимой, и необычное его звучание очаровало юношу.
– Липпо… – задумчиво повторил он. – Как красиво это у тебя выходит… Да, ты спросила меня о родителях. Их нет в Неаполе. Я живу у дяди и тетки. Я не говорил с ними, но уверен…
– Уверен?! – Ревекка горько усмехнулась. – Я тоже раньше была уверена, что отец не променяет
Юноша вспыхнул:
– Мой дядя не таков. Идем к нему, и ты убедишься!
Молодой школяр провел девушку в кабинет Саволино. К счастью, они никого не встретили в коридорах: ученики обедали.
Синьор Джакомо крайне удивился, когда перед ним предстала неожиданная гостья. Не слушая сбивчивых объяснений племянника, он послал его за теткой. Мудрая Васта, только взглянув на лица Фелипе и Ревекки, все поняла.
– Потом расскажешь, – отмахнулась она от Фелипе. – А сейчас надо заняться бедняжкой…
Она исчезла и через несколько минут вернулась с ворохом белья и платьев. Заставив мужчин выйти из комнаты, матрона [94] переодела Ревекку во все сухое, и только тогда Фелипе мог приступить к рассказу. Ревекка, пылая от стыда, закрывала лицо руками.
– Дядя Джакомо, тетя Васта, вы примете Ревекку? – с надеждой спросил юноша.
– Это слишком серьезный вопрос, чтобы на него ответить сразу. Мы должны посоветоваться, – сказала Васта и пошла из комнаты, поманив за собой мужа.
94
Матрона – так называли замужних женщин в Италии.
Уединившись в спальне, супруги долго молчали. Первым заговорил Джакомо:
– Кажется, мальчик сделал большую глупость. Если мы примем молодую еврейку, репутация пансиона…
Жена перебила его с горькой усмешкой:
– Репутация пансиона!.. Да, конечно, в последние два года она укрепилась от неустанных трудов Фелипе. Но пусть даже придется закрыть пансион, мы сумеем прожить… Ты видел, какими глазами смотрел Фелипе на девушку?
Джакомо попытался отшутиться:
– Мы, мужчины, хорошо разбираемся в таких вещах только в молодости.
– А мы, женщины, всегда, – серьезно возразила Васта. – И я вижу, что это – любовь на всю жизнь…
– Да, но к кому? К еврейке…
Предубеждение против евреев, искусно внушаемое христианам церковниками, жило и в душе Саволино, этого доброго и сострадательного человека.
Васта вспыхнула:
– Большая любовь не признает преград. И разве не сказал Христос, что перед его лицом нет эллинов и иудеев, рабов и свободных…
Джакомо заколебался:
– Ты права, дорогая, но евреи… Они подымут шум.
– Они, вероятно, потребуют, чтобы мы отдали Ревекку, если нападут на ее след. Но Неаполь велик… Наконец, нас могут защитить власти.
– А ты не думаешь, Васта, что нашему Фелипе будет грозить опасность? Ведь Ревекка из-за него оставила родительский дом.
– Ну что же? Он мужчина… почти мужчина, – сквозь слезы улыбнулась Васта, – и с его пылкой кровью он встретит любую опасность смело.
– У тебя на все найдется ответ, – проворчал Саволино.
– И потом, Джакомо, милый, – Васта нежно коснулась руки мужа, – наша Альда была бы в тех же годах…
Такая тоска прозвучала в голосе женщины, исстрадавшейся без дочерней любви и ласки, что Джакомо не устоял.
– Ладно, возьмем девчонку, и будь что будет!
Оставшись вдвоем в кабинете Саволино, Фелипе и Ревекка не могли промолвить ни слова: они с трепетом ждали приговора, который должен был решить их судьбу. При стуке двери они вздрогнули. Но лицо синьора Джакомо было спокойным и ясным, а Васта ласково улыбалась.
– Ревекка, ты останешься в нашем доме, – просто сказал старик.
Девушка бросилась к ногам Саволино и поцеловала руку великодушного ноланца.
– Благородный синьор, я, быть может, навлеку беду на ваш кров… Но я так одинока, так несчастна…
– Ты не одинока, Ревекка, пока я с тобой! – горячо воскликнул Фелипе.
Васта спросила:
– Вас кто-нибудь видел в доме?
– Нет, – ответил Фелипе. – Старый Цампи ждет Христа, и ничто земное для него не существует, а пансионеры и прислуга в столовой.
– Хвала Пресвятой Деве Марии! – набожно перекрестилась синьора Васта и обратилась к девушке: – Ты моя племянница Альда Беллини. Ты только что приехала гостить из Флоренции, где твой отец, а мой родной брат Бассо Беллини торгует полотном. Вы живете на Виа Нуова, улице, ведущей в предместье Оньисанти. В твоих чертах есть что-то еврейское, и это потому, что твоя мать была дочерью марана.
Саволино с восхищением смотрел на Васту. Мгновенно придуманная ею история легко объясняла трудности, связанные с внезапным появлением Ревекки.
– Ты все запомнила, девочка?
– Да, синьора… да, тетя! – поправилась Ревекка и бросилась в объятия доброй женщины.
Нежно поцеловав девушку, Васта продолжала:
– Нас может погубить малейшая неосторожность. Епископский суд везде имеет шпионов, возможно, они есть и среди наших слуг. Альда, ты христианка и должна вести себя так, чтобы тебя не коснулось ни малейшее подозрение. Тебе придется посещать мессы, ты должна осенять себя крестным знамением, читать наши молитвы.
– Я все понимаю, тетя Васта. Я много думала еще дома и понимаю, что это необходимо…
– Я сам буду учить Ревекку молитвам, – перебил Фелипе и тут же осекся под укоризненным взглядом тетки.
– Фелипе, привыкай называть Альду ее новым именем, – строго вымолвила Васта.
– Простите, тетя…
Вечером весь пансион знал, что к синьоре Васте приехала из Флоренции племянница Альда Беллини. Ей, бедняжке, пришлось попасть под страшную грозу, что разразилась сегодня над Неаполем и его окрестностями. При переправе через овраг экипаж опрокинуло потоком. Возница спас Альду, но вещи девушки унесло в море, и ей придется носить теткины платья.