Скитания
Шрифт:
– А второй-то, рыжий, как доволен!
– Этот, видно, из простых, ему монашеская доля – находка!
Молодые люди, стоя на коленях на каменном полу церкви, отвечали на вопросы настоятеля, произносимые громким голосом:
– Обещаете ли следовать заветам Христа, пострадавшего за грехи людей?
– Обещаю, святой отец, – отвечали в один голос Бруно и Ронка.
– Обещаете ли всегда и всюду выполнять уставы нашего святого ордена?
– Обещаю…
Были также произнесены обеты безбрачия, беспрекословного повиновения старшим, повседневного умерщвления
Верующие вздыхали, слушая суровые вопросы аббата Паскуа.
Принятым в монахи выстригли волосы на макушке головы (откуда и самый обряд назывался пострижением), облекли в белые рясы и нарекли новые имена. Считалось, что, вступая в монашество, человек настолько порывает с прошлым, что должен отказаться от прежнего имени. Филиппо Бруно получил имя Джордано, Сальваторо Ронка стал называться Алессо.
Когда друзья вышли из церкви, Ронка в восторге воскликнул:
– Брат Алессо?! Подумать только, в нашем роду рыбаков появился монах! Теперь уж заполучу место клирика! Не уйдет от меня желанное! А тебе вот что скажу, брат Джордано! Твое новое имя наверняка прославится, так ты вспомни тогда, что я произнес его вторым после аббата!..
На церковном дворе к Джордано подошел Хиль Ромеро и холодно поздравил его с посвящением в монашеский сан. После короткой встречи с испанцем у монастырских ворот Бруно не виделся с ним: Ромеро на несколько месяцев уезжал из монастыря по какому-то поручению.
Когда Хиль отошел, Ронка сказал, глядя ему вслед:
– Послушай, Джордано (надо же привыкать к нашим новым именам!), этот одноглазый испанец – твой враг!
– Мой враг? – удивился Бруно. – Ты ошибаешься, Алессо! Когда-то между нами было мальчишеское соперничество, но это осталось в прошлом, и все забыто.
И однако, простодушный Алессо отгадал истину. Детская полузабытая вражда воскресла в душе Ромеро, но теперь для нее нашлись новые причины.
Отец Луиса умер вскоре после возвращения в Испанию. Вслед за ним в могилу последовала мать. Тринадцатилетний Луис промышлял мелким воровством на рынках Саламанки, пока его не подобрал патер из иезуитской школы.
Луиса Ромеро приняли в число воспитанников. Он не блистал успехами в науках, но усердно доносил на товарищей и потому пользовался расположением отцов иезуитов. Прошли положенные сроки, и Луис решил принять монашество. Его злобный нрав, беспринципность и изворотливость давно были известны высшему начальству, и Ромеро вызвали к прокуратору.
Прокуратор иезуитского ордена не тратил слов.
– Сын мой, ты должен вступить в орден доминиканцев! Не удивляйся. Мне ведомо, что душой ты – иезуит, но так нужно. Мы должны знать, что делается у доминиканцев. Их орден старый, процветающий, а общество святого Иисуса существует немногим более двух десятилетий. Борьба с доминиканцами нелегка, но ты знаешь девиз нашего ордена: «Цель оправдывает средства». Доминиканцы погрязли в пороках и роскоши, они не могут служить великому делу защиты церкви, и мы должны сменить их на посту. Тебе все ясно, сын мой?
– Слушаю и повинуюсь, святой отец!
Луис постригся в одном из доминиканских
Иезуиту Порчелли по нраву пришелся хитрый и злобный испанец, умевший, как никто, выслеживать паскуалистов и доносить о них начальству. Аббату, против желания, приходилось наказывать своих сторонников.
Мессер Паскуа возненавидел Хиля и старался от него избавиться, но у того была крепкая защита в лице приора.
Вернувшись из длительной поездки по иезуитским делам, Ромеро неожиданно встретил в монастыре Филиппо Бруно. Хиль нашел былого соперника успевающим студентом, любимцем аббата, будущим светилом науки. А что может противопоставить блестящим качествам Фелипе он, Ромеро? Простой монах, с некрасивым, длинным и узким, тронутым оспой лицом, с одним глазом, глубоко сидящим под густой бровью, и другим, навечно скрытым под черной повязкой, с неловкими манерами, едва умеющий читать по-латыни и с трудом подписывающий свое имя?..
Старая вражда припомнилась, а новую пищу ей дал приор. Во время тайной аудиенции он спросил Ромеро:
– Сын мой, ты, кажется, не очень любишь этого изящного студентика Бруно?
– У меня нет причин любить его, мессер! Ему я обязан всеми несчастьями в моей жизни.
Ромеро рассказал о своем соперничестве с Бруно, которое закончилось нападением на Джузеппе Висконти и потерей глаза.
Приор удовлетворенно кивал головой:
– Так, так, сын мой, все это очень хорошо, то есть, я хотел сказать, плохо. Ну что же, мы с тобой питаем одинаковые чувства к Бруно. Он оскорбил меня в первые же недели после появления в монастыре, отказавшись стать в ряды моих сторонников.
– Смею ли я спросить, мессер, какая у вас была надобность привлекать Бруно?
Приор ответил не задумываясь:
– Бруно одарен высокими талантами, вот почему я хотел видеть его порчеллистом. Но если этого не случилось, то не должно и допустить, чтобы мессер Паскуа сделал из него в будущем светило церкви.
– Я понимаю вас, святой отец, – прошептал Ромеро, – и приложу все усилия, чтобы Бруно не пошел по этому пути…
– И если ты этого добьешься, сын мой, награда твоя будет велика, – закончил разговор дон Марио.
Глава седьмая
«Семь радостей богоматери»
После разговора с приором Хиль Ромеро стал искать средство очернить Джордано. Проще всего было донести, что он нарушает монастырский устав. Ромеро с неослабной энергией шпионил за Бруно, но не мог обнаружить ничего предосудительного. Бруно не ходил по ночам в город, посещал церковные службы в положенное время, не носил оружия, беспрекословно выполнял приказания старших.
Хиль Ромеро не получил образования, но был умен и проницателен. История с иконами произошла в его отсутствие, но Хиль знал о ней от дона Марио и понимал, что поступок Бруно навеян знакомством с сочинениями протестантских вероучителей. Вот бы поймать ноланца за чтением еретических книг!