Склеп, который мы должны взорвать
Шрифт:
– Надо же.
– Хочешь послушать? Как будто кого-то родного и близкого встречаешь…
Она тяжело поднимается со стула, опираясь на палку, доходит до пианино. Крышку приподнять ей удается не с первого раза, но все-таки удается. Сухие сморщенные пальцы движутся по клавишам. Мелодия звучит сначала неуверенно, но скоро становится более звучной. Знакомая мелодия, протяжная, чуть печальная, напоминающая о временах, когда подвиги древних героев вдохновляли бродячих музыкантов. Люси снова шевелит ушами, но явно не имеет ничего против музыки, которую хозяйка старательно извлекает из черных и белых клавиш. Внезапно собачонка вскакивает
Глава 9
Ведьма нерешительно касается клавиш снова, но старинной мелодии больше не слышно. Опять звенит жалобный плач, который переходит в крик на самой высокой ноте. Люси вскакивает со своего уютного ложа и заливается пронзительным лаем. Потом начинает подвывать.
– Что это? – бормочет ведьма, которая наконец-то догадалась отдернуть дрожащую руку от клавиш – Ничего не понимаю…
Я тоже ничего не понимаю, но на ведьму можно воздействовать. Хотя бы попытаться.
– Быстро вспоминай, что случилось до твоего перемещения сюда. Что-то связанное с ребенком. Ну! Не молчи!
И она вспоминает…
– За два… или три дня ко мне в пещеру пришла дочка старосты из соседней деревни. Ее бросил парень, бросил беременную. А отец как раз нашел ей богатого и красивого жениха. Вот она и решила избавиться от младенца, пока о беременности еще никто не догадывался. Не любила я такими делами заниматься. Но иногда шла навстречу глупым девчонкам, которые оказались слишком доверчивыми. Жалко ведь их, наивных дурочек. Дочка старосты была настоящей красоткой – высокая, стройная, волосы черные, как сажа, а глаза ярко-зеленые. Она принесла мне десяток серебряных монет и заморские бусы из розового янтаря. Посулила еще сделать дорогой подарок перед самой своей свадьбой. Что ж, я согласилась. Не она первая, не она последняя.
Все прошло как обычно. Отвар из сильных трав с наговором избавил ее от нежеланного младенца. Вечером дочка старосты как ни в чем не бывало отправилась домой. Думаю, в семье ни о чем не узнали, а если и узнали, то промолчали… Но почему ты считаешь, что это может быть связано с нашей бедой? Я ведь далеко не в первый раз так делала.
– Я пока ничего не считаю, но должна же быть какая-то зацепка. С чего начать распутывать клубок? Может, только что некто пытался нам подсказать?
– Может быть, – соглашается ведьма. – Лишь бы оказаться дома.
Люси уже угомонилась. Преспокойно сворачивается на прежнем месте, утыкает нос в шаль. Становится так тихо, что слышно, как на кухне булькает вода.
– Ох, совсем забыла, что плита включена! – спохватывается ведьма. – Ты не против, если я отойду?
– Не против. Да ты сегодня больше не нужна, дальше я сам попробую распутать эту загадку.
– А ты не желаешь пообедать со мной? Правда, ничего особенного нет…
Смешно, она тоже собирается меня угощать. Неужели не видно, что я не нуждаюсь в еде? Впрочем, это даже мило.
– Спасибо. Я отправляюсь по нашим общим делам. Еще многое предстоит узнать.
***
Остаток дня уходит на метания по городу. Что может быть связано с детьми, причем с маленькими детьми? Я пролетаю мимо трех заведений, куда родители могут на время отдать своих чад, чтобы там за ними присматривали. И что же? Больше никаких подсказок, ни одного намека, ни одного подтверждения, что черно-белые клавиши не обманули. Ложный след? Фальшивка? Завтра продолжу свои изыскания, хотя слабо представляю, в каком направлении искать. Проследовать за первым попавшимся ребенком, который едва научился говорить, запомнить первое попавшееся слово, с помощью которого провидение даст еще одну подсказку? Глупо… Сколько их, этих крошечных горожан, сидит на руках у родителей или медленно и важно шагает, не выпуская из лапок большие, сильные руки взрослых. Как выбрать? Какой-то бред отчаянья, хорошо, что никто из моих подопечных не может сейчас за мной наблюдать. Да, я в полной растерянности. Трудно, почти невозможно найти то, о чем имеешь самое смутное представление. Тот, кто бросил подсказку – хочет он нам помочь или наоборот, издевается? Нет ответа…
***
День все же прошел не совсем зря, хотя оставил чувство неудовлетворенности. Если бы у меня сейчас было бы прежнее, неведомое мне тело, я бы полночи проворочался с боку на бок… Население подвала, между тем, готовится отойти ко сну. Кто-то на пару с собутыльником допивает сомнительное пойло, кто-то что-то дожевывает… В углу две старухи бранятся. Одна из бомжих бросает в пространство:
– Да заткнитесь вы! Колода, кажись, померла…
Таинство смерти произошло незаметно для окружающих. Никто не проявляет особого любопытства. Николай подходит к матрасу, на котором неподвижно лежит несчастная, наклоняется.
– Точно, померла. Ну, что делать будем?
– А что тут сделаешь, – вяло отзывается один из бомжей. – Как в прошлый раз, трупешник на пустырь отнесем. Кто-нибудь из прохожих в ментовку позвонит, вот и все дела. Не оставлять же тут ее гнить.
– Само собой. Как раз ночь почти уже, никто не попадется навстречу. Кто понесет?
Начинается долгое препирательство. В конечном итоге трое мужчин покрепче собираются на выход. Кто-то из женщин застегивает на трупе длинную пеструю куртку, которая кажется такой не подходящей к обстановке вокруг и к своей покойной владелице. Наверное, разборчивая модница много лет назад выкинула на помойку надоевшую яркую вещь. С тех пор куртка изрядно износилась и поблекла, но пестрые полоски и пятна все еще проступают на темном фоне. Покойницу начинают приподнимать, когда одна из старух произносит:
– Стойте! Вот у меня одна ее вещица осталась… Я… подобрала на полу недавно, не надо было этого делать. Покойница так искала, а я… Пускай хоть после смерти к ней вернется.
Она шарит под тряпьем, намотанным вокруг шеи, и вот уже в руке раскачивается небольшой овальный медальон.
– Погоди, он что, серебряный? – оживляется Николай.
Перехватывает тонкую пластинку, но тут же разочарованно говорит:
– Нет, железка. Ключ какой-то выдавлен. Надень на нее тогда. Вместо креста будет. Ну, чего ждете? Выносите.
Следует долгая возня, прежде чем покойницу поднимают по крутой лесенке, и в подвале воцаряется тишина. Относительный покой, нарушенный чрезвычайным происшествием, восстановлен. Только сейчас обращаю внимание на фею, которая сжалась в углу, кусает побелевшие губы. Николай тоже замечает, что она не в своей тарелке, и покровительственно произносит:
– Напугалась? А чего тут такого? Дело житейское…. Ну-ка, иди ко мне, Катя-Катерина.
Он все время называет фею этим именем. Возможно, так звали его жену, которая когда-то существовала. Может, и сейчас существует.