Склеп, который мы должны взорвать
Шрифт:
Мои размышления прерываются. Принц с трудом встает, след на стекле затягивается влагой, кажется, все уже нормально. Выбираюсь из комнаты с ванной и стеклянной оболочкой. В длинном коридоре навстречу попадается Нина, которая с кем-то говорит по телефону.
– Да ведь этот артикул еще в прошлом году поставщики сняли с производства! Вы были в курсе, Олег Евгеньевич. Как же могли пообещать? Заказчик ждет поставки, а у нас… Вы мой заместитель или кто?
Удивительно, но даже сейчас, когда она отчитывает какого-то несуразного Олега Евгеньевича, голос звучит мягко. Как можно с таким голоском добиться
– Ладно, не переживайте. Я сама утром позвоню заказчику и обо всем договорюсь. А вы будьте внимательней… Да не за что… Спокойной ночи.
Причем не только голос мягкий, но и характер отходчивый. А как же стальной стержень?
Нина опускает руку с телефоном. Только сейчас замечаю, что в другой руке у нее – узкий конверт. Она подходит к вешалке и аккуратно кладет конверт в карман пиджака принца.
***
Огромная комната, залитая белым, но теплым светом. Неужели Нина живет на такой обширной территории одна? Мне кажется, да.
На столе тарелка с маленькими бутербродами, в вазочке – круглые пирожные, от которых соблазнительно пахнет миндалем. Что-то знакомое… Розовые мясные ломтики тоже соблазнительны. Жаль, мне недоступны. От чашек вверх поднимается вместе с паром горьковато-пряный аромат. Весьма отдаленно напоминает запах подозрительного темного напитка, который иногда заваривают бомжи в подвале, смешивая кипяток и порошок из пестрых пакетиков. Бомжи называют тот напиток «кофе». Не знаю, какой из двух вариантов ближе к подлинному кофе. Скорее всего, нынешний.
Принц в белом пушистом халате с небрежно завязанным поясом садится напротив Нины, словно нехотя берет чашку, делает пару глотков и застывает. Смотрит куда-то вдаль, в этом освещении его серо-синие глаза приобретают новый оттенок, кажутся заметно светлее. Сморит он вдаль, мимо Нины, которая облокотилась на стол и не отрывает взгляда от гостя. В молчании проходит какое-то время, наконец, она спрашивает:
– Почему ты ничего не ешь?
Он по-прежнему молчит.
– Ты сегодня такой бледный, – грустно говорит она. – И синяки под глазами. Устал? Оставайся до утра, выспишься спокойно. Я приставать не буду, честное слово.
Снова нависает молчание. Но на сей раз он хотя бы слегка улыбается. Может, Нина таким образом шутит? Что-то непонятны мне эти отношения.
– Извини, в следующий раз с удовольствием…
– Понимаю.
Похоже, наступает пора прощаться.
Нина последний раз обнимает его, уже полностью одетого, перед входной дверью.
– До встречи.
Он целует эту осеннюю женщину, сквозь безупречные черты которой понемногу проступает зима с ледяными вьюгами и безнадежностью, и выходит на лестничную клетку, к лифту. Едва вспоминаю, что мне нужно отправляться вслед, а не зависать без приглашения в уютных хоромах, наполненных одиночеством.
Снова темная дорога, снова машина несется черной драконоптицей. Только теперь уже почти нет других машин вокруг. Видимо, наступила ночь, и город уснул. Уже не разглядеть домов и витрин, дорога меняется. Мы явно покинули городское пространство, обнаженные пустыри сменяют заросли деревьев с полуоблетевшей листвой или густой хвоей на ветках. Я видел подобные еловые заросли в парке. Здесь они стоят сплошной стеной, кажется, бесконечной. Пару раз обгоняем другие машины, иногда навстречу несутся огни и исчезают в темноте. Но в остальном дорога свободна и пустынна.
Вдруг машина резко сворачивает влево, останавливается на самой границе земли и асфальта. Внутрь врывается холодный сырой воздух – это принц оттолкнул дверцу от себя, сидит, наполовину высунувшись наружу, жадно хватает воздух ртом. Не хватало только нам застрять на этой бесконечной дороге! Я даже приблизительно не могу представить, как добираться обратно, если вдруг что. Выдавать свое присутствие не хочется, это было бы совсем уж провально. Но его дыхание постепенно успокаивается, он закрывает дверцу, машина продолжает свой путь. Снова становится тепло.
Чреда деревьев заканчивается, снова пустошь, потом вдалеке появляются смутные очертания домов. Невысоких, крыши лишь выглядывают из-за непроницаемых ограждений. У крайнего дома машина останавливается. Медленно разъезжаются створки железных ворот.
Глава 6
Квадратный зал, гулкий и полупустой, с обтянутыми глянцево-красной кожей креслами, лохматой белой шкурой на блестящем полу… Мутно-бежевые стены, покрытые штукатуркой с извилистым узором, массивные неуклюжие вазы на полу возле огромного зеркала… Это еще только вход в дом, прихожая… Спиной к зеркалу, отражаясь в нем ярким бесформенным пятном, стоит коренастая брюнетка с короткой стрижкой, открывающей мощную шею с наползающими друг на друга складками. Наряд – под стать обстановке – нечто в огненных тонах. Только здесь пошла уже не грубая фактура, а нечто полупрозрачно-распахнутое, приоткрывающее красное кружево.
– Привет, Камилла, – говорит принц.
– Ты опоздал на двадцать минут.
– Я это компенсирую.
***
Пожалуй, не надо было снова соваться в спальню. Достаточно интимной сцены в другом доме. Но теперь уже не оторвешься, ведь безобразное тоже притягивает. То есть сначала возмущает, отталкивает, но потом почему-то манит. В этот раз женщина сверху, оседлала своего гостя. С хрипом дышит, возможно, воображает себя верхом на горячем жеребце. Роскошная, прямо-таки королевская кровать с золочеными завитушками и снова огромное зеркало, теперь уже в изголовье. Нет, пожалуй, я лучше осмотрюсь в богатом доме, здесь наверняка есть на что взглянуть. В коридоре мельком заметил, что на стенах развешаны картины…
Бесформенные груди колышутся, трутся о дряблый живот женщины. Да, все-таки лучше отвлекусь на картины, хотя они, полагаю, сомнительного качества.
– Подстилка, – криво усмехаясь, приговаривает Камилла. – Все вы продаетесь, стоит только поманить…
Я еще не успеваю переместиться к двери, как после пары-тройки движений (слишком быстрых, чтобы их толком заметить) дама оказывается под галантным кавалером. Она пытается сопротивляться, что-то бурчит. Получает предостережение: