Скобелев, или Есть только миг…
Шрифт:
– Отряд Маркозова потерялся где-то в Каракумских песках, – объяснял он, когда мысль во что бы то ни стало отправить Скобелева подальше уже окончательно овладела им. – Необходимо найти его и передать приказ вернуться в Красноводск. Возьмите в своё распоряжение всех уральских казаков и проведите эту операцию со всей свойственной вам стремительностью, пока противник ещё не опомнился.
– Стремительно тащиться от колодца к колодцу? – усмехнулся Скобелев. – Это невозможно, ваше превосходительство. Все беглые джигиты из Хивы осели именно возле колодцев, которых очень мало на этом маршруте. Следовательно, моему отряду предстоят бесконечные
– Возможно, вы правы, полковник. Но нет иного повода отправить вас с глаз долой.
– Благодарю ваше превосходительство за заботу, – искренне сказал Михаил Дмитриевич, поняв истинную причину внезапного решения Кауфмана. – Только за что же страдать ни в чем не повинным казакам?
– Вы обсуждаете приказ, Скобелев?
– Никоим образом. Я лишь ищу наиболее приемлемый способ его исполнения. Разрешите доложить свои соображения утром?
Идея, вдруг посетившая Скобелева, была безумной, почему он и оценил её совершенно особенно. Она не просто щекотала нервы и тешила самолюбие – она могла помочь исполнить и впрямь необходимый приказ Кауфмана, не рискуя казачьими жизнями. Однако Михаил Дмитриевич почему-то стеснялся, когда излагал её Млынову. Но прапорщик сказал всего одну фразу:
– Вы не пророните ни одного слова за все время пути. Пока не вернёмся.
– То есть? – опешил Скобелев.
– Обет молчания. Наденете повязку на лоб.
– Какую повязку?
– Я сам повяжу. С нами пойдёт мой двоюродный брат.
– Ничего не понимаю. Молчание, брат… Откуда он возьмётся, ваш кузен?
– Из обоза. Он вёл наш караван, о чем я вам докладывал. И со всеми встречными будем разговаривать только мы. Он или я. Тогда может так случиться, что мы найдём Красноводский отряд и даже вернёмся живыми.
– Я обязан доложить о ваших условиях, – подумав, сказал Михаил Дмитриевич.
И тут же доложил об этом разговоре Константину Петровичу.
– На таких условиях я не могу вас отпустить, – вздохнул Кауфман.
– Иного выхода нет, – вздохнул Скобелев в ответ.
Генерал долго молчал. Потом сказал:
– Авантюра чудовищная, полковник. Чудовищная и небывалая. Но, возможно, ваш толмач прав. Возможно. Я знаю местные обычаи: обет молчания вызывает уважение, хотя… – Кауфман ещё раз вздохнул, протянул руку:
– Храни вас Господь, Михаил Дмитриевич. Покажетесь мне с повязкой на лбу перед выездом?
– Нет.
– Почему? – удивился генерал-губернатор.
– Плохая примета, ваше превосходительство, – серьёзно сказал Скобелев. – Представлюсь по возвращении.
И вышел.
Более месяца о нем не было ни слуху ни духу. Генерал-губернатор Кауфман верил и ждал, никуда не выезжая из Хивинского ханства, подписавшего чрезвычайно выгодный для России договор о вассальной зависимости. Он не докладывал в Санкт-Петербург о предприятии Скобелева, всячески уклонялся от необходимости покинуть Хиву и – ждал. По необъяснимым причинам он верил, что безумная авантюра Михаила Дмитриевича увенчается успехом, но даже его слепая вера в скобелевскую звезду в конце концов источилась сомнениями. Константин Петрович начал с глубокой горечью ощущать, что дерзкий замысел молодого подполковника провалился, чувствовал себя виноватым, но из Хивы все же упорно не уезжал.
– Ваше превосходительство, к вам какой-то странный туркмен рвётся, – как-то поздним вечером доложил дежурный адъютант.
Кауфман вскочил с юношеской стремительностью:
– Зови!
И в кабинет вошёл туземец в косматой папахе с зеленой повязкой на лбу.
– Я обещал представиться вам по возвращении, Константин Петрович.
– Скобелев! – закричал сдержанный Кауфман, бросаясь к внезапному посетителю. – Как же вы уцелели, Михаил Дмитриевич, как же вы уцелели…
Он обнял Скобелева, крепко прижал к груди.
– Я нашёл авангард Маркозова в каракумских песках у колодцев Мирза-Гирле, – сказал полковник, смущённо высвобождаясь из генеральских объятий. – И передал ваш приказ о немедленном возвращении в Красноводск.
– Благодарю, Михаил Дмитриевич, от всего сердца благодарю, – взволнованно говорил Кауфман, не слушая его. – Вы достойны самой высокой награды, и я…
– Я не приму никакой награды, если вы не исполните моей просьбы, – твёрдо сказал Скобелев. – Я уцелел только благодаря мужеству и отваге моего друга, переводчика и проводника Млынова, ваше превосходительство. Он не имеет никакого военного образования, но я прошу утвердить его в офицерском звании.
История редкого по отваге и дерзости подвига подполковника Михаила Дмитриевича Скобелева не только попала во все реляции и доклады, но и во всю мировую прессу, красочно расписанная Макгаханом. А друг детства императора Александра II граф Адлерберг с чувством, подробностями и очень своевременно поведал об этом Государю за чашкой утреннего кофе.
– Полковник удался в своего деда, – Александр изволил милостиво улыбнуться. – Полагаю, Кауфман представил сего героя к достойной награде?
– Полковник Скобелев представлен к ордену Святаго Георгия, Ваше Величество.
– Мы запомним сего Георгиевского кавалера, граф. А пока подождём его следующего подвига.
Это была единственная награда Скобелева: за труднейший поход Киндерлиндского отряда он ничего не получил – кроме звания полковника. То ли отчаянный поиск колонны Маркозова заслонил собою иные его дела, то ли кто-то просто-напросто вычеркнул Михаила Дмитриевича из всех реляций, ловко переведя внимание на больного полковника Ломакина, то ли ещё по какой-то причине. За путешествие через пустынные солончаковые степи в носилках Николай Павлович был пожалован генеральским чином, золотым оружием и орденом Святого Владимира третьей степени с мечами. Российские награды вообще сыплются как бы сами по себе, завися порою от дворцовых сплетён, ничтожных слов и ещё более ничтожных умолчаний куда больше, нежели от действительных примеров служения Отечеству своему.
Впрочем, Скобелеву некогда было обижаться. Вскоре последовало восстание в Коканде, бороться с которым досталось ему уже как самостоятельному командиру соседствующих русских отрядов. Не связанный более непосредственным руководством людей посредственных, Михаил Дмитриевич столь стремительно и энергично громил многократно превосходящие его силы противника, что на иное у него просто не оставалось времени. Не заметить его редкостного полководческого таланта было уже невозможно, тем более что Государь и впрямь запомнил его по подвигу в Каракумах. За быстрым разгромом кокандцев последовало производство в генерал-майоры с зачислением в свиту Его Императорского Величества, золотое оружие за храбрость, ордена Георгия третьей степени и Владимира с мечами. За производством последовали и назначения, и молодой генерал Скобелев оказался вскоре административным и военным руководителем Ферганы.