Скобелев, или Есть только миг…
Шрифт:
– Разрешите доложить, ваше превосходительство? – задыхающимся шёпотом спросили сзади. – Командир Донской батареи полковник Власов. Позиции выбраны, орудия растаскивают по номерам. Желаете лично осмотреть?
– Потом, полковник…
Туман начал рваться, оседать, расползаться по низинам, и Михаил Дмитриевич напряжённо вглядывался туда, где по его расчётам должна была находиться Плевна. Но раньше, чем она показалась, в первых лучах пробившегося солнца ярко блеснули острия тысяч штыков.
– Господи, спаси нас и помилуй, – тихо вздохнул Кухаренко, торопливо осенив себя крёстным знамением.
Плевна
Завздыхали казаки, кто крестясь, а кто и ругаясь. Хорунжий Прищепа озадаченно свистнул, тут же получив добрую затрещину от хмурого полковника. А Скобелев смотрел и смотрел, но уже не на массы изготовившихся к сражению турецких резервов, а на далёкие Гривицкие высоты, штурмовать которые по диспозиции надлежало первой колонне генерала Вельяминова; на чуть заметные войска Шаховского, изготовленные согласно той же диспозиции для удара между Гривицей и Плевной, и на саму Плевну, прикрытую предместьями на высотке, против которых стояли жалкие силы его собственного отряда. Конечно, Осман-паша не мог знать деталей плана второго штурма – подписанный приказ Скобелев и сам ещё не получал, – но, прекрасно поняв тупое упрямство русского командующего, турецкий полководец дальновидно упреждал его главный удар, сосредоточив под Гривицами свои основные резервы. На этом направлении русские войска волей-неволей втягивались в затяжной бой и прорваться к Плевне никак не могли. Скобелев не просто понял это – он это увидел собственными глазами.
Увидел он и другое. Если бы Шаховскому в ходе сражения удалось изменить направление удара и наступать не на изготовившиеся к бою турецкие войска, а левее, за их спинами, он отсек бы резервы противника от города, заставил бы Османа-пашу на ходу поменять план обороны, тасовать и перемещать таборы во время боя, и тогда… Тогда Скобелев получал реальную возможность бросить свой малочисленный отряд на штурм Плевны по кратчайшему и практически незащищённому противником направлению.
– Пушкам молчать, пока не подтянутся остальные батареи, – сказал он. – Держись тут, Кухаренко, хоть зубами, и жди пехоту. Я – к Шаховскому.
Не оглядываясь, сбежал вниз, вскочил на коня и помчался по разведанной пластунами дороге. Скакал, смутно ощущая, как растёт в душе его такое знакомое, радостное волнение: яростное, торжествующее предчувствие победы. Он понимал, что с теми силами, что были у него, ему не только не ворваться в Плевну, но и не удержаться на третьем гребне Зелёных гор, если турки бросят против него весь нацеленный туда резерв, но коли удалось бы – в нарушение боевого приказа! – ударить не там, где ожидал Осман-паша, а левее, левее, за спинами… »Конечно, попытаются смять меня, – думал он, нещадно гоня жеребца по крутой, извилистой дороге. – Обойти меня не могут, разве только ещё левее… Значит, туда – осетин, пусть фланг держат. И навалятся они на меня в лоб… Эх, барон, барон, вот бы где тебе ударить: в Плевне бы в полдень обедали…»
За поворотом послышался шум, тяжкий скрип, хрипенье лошадей, людской говор. Генерал перевёл коня на рысь, а за изгибом дороги и вовсе остановил его.
Навстречу
– Навались, братцы! – хрипло кричал он, упираясь плечом в колесо. – Ну, ещё. Ещё чуть…
– Где командир? – спросил Скобелев.
– Камни под колёса! – Артиллерист в рубахе подошёл к генералу, щёлкнул каблуками грязных сапог. – Батарея с марша следует на огневые позиции, ваше превосходительство. Командир батареи штабс-капитан Васильков.
– Почему без мундира?
– Потому что он у меня один.
Офицер был худ, невысок, но плечист. Потное, в брызгах грязи лицо его было серьёзным и спокойным, и Скобелев невольно подумал, что так выглядят уверенные в себе мастера.
– Тебя ко мне отрядили?
– Так точно. – Командир вдруг улыбнулся, и некрасивое лицо его точно осветилось изнутри. – По правде если, так я сам ушёл. Как узнал, что мне в резерве торчать, так самовольно и пошёл. Им все едино, кого посылать.
– А тебе не все едино?
– Я – солдат, ваше превосходительство.
– Спешишь со званием, – усмехнулся Скобелев. – Займёшь позиции правее донцов. Задача не только перед собой турок громить, но и бить их фланговым огнём.
– Задачу понял, цели уточню на месте.
Скобелев тронул коня. Позади опять завозились артиллеристы, захрипели лошади. А Скобелев улыбался, словно внезапная встреча с усталым, замурзанным артиллерийским офицером была Бог весть каким приятным знамением перед встречей с князем Шаховским.
К тому времени русские войска все ещё неспешно выдвигались на исходные позиции. Все шло пока в соответствии с диспозицией, и Алексей Иванович пребывал в состоянии скорее равнодушном, нежели спокойном.
– Топчемся, – сказал он, пожав руку Скобелеву. – А Пахитонов сказал, у них стальные орудия Круппа. Во! Ты завтракать ко мне? Так опоздал, я с зарёю фриштык принимаю.
Под фриштыком понималась добрая чарка анисовой, с которой Шаховской непременно начинал каждый боевой день ещё со времён Кавказской войны.
– Я к Плевне вышел, Алексей Иванович.
– Как ты сказал, Михаил Дмитриевич? Извини старика, могу и недослышать.
– Я вышел к Плевне без боя, ваше сиятельство, – резко повторил Скобелев: в тоне князя ему почудилась насмешка. – Стою на последнем гребне Зелёных гор, передо мною – низина с ручьём и горушка, которую турки укрепить не удосужились.
Шаховской продолжал в упор смотреть на Скобелева, но в глазах его уже таяло размягчённое «фриштыком» добродушие. Они сейчас глядели зорко, напряжённо и пытливо. Скобелев ещё говорил о турецких резервах, но князь, казалось, уж и не слышал его.
– Бискупского! – гаркнул он. – С картой и полным расписанием частей!
Ему уже некогда было расчищать стол, на котором стояли тарелки с закусками, графины, бокалы, приборы – он просто собрал скатерть за все четыре угла и швырнул в сторону. Глухо звякнула посуда, и тотчас же появился Бискупский с толстой папкой под мышкой, на ходу разворачивающий карту.