Сколько стоит рекорд
Шрифт:
Вдруг слышит, сквозь тонкую дощатую перегородку — голос:
— Ну, чего упрямишься? — гудит, как шмель, парень с кисточкой. — Ну, чего…
Артем молчит.
— И Кавказ поглядишь. Бакуриани — это знаешь, какая красотища?!
Артем молчит.
— Ну, кто узнает? — вкрадчиво доказывает Володя. — И не за Америку ведь будешь выступать… За свою же советскую команду. Ну, не институтскую, а «Трудовых резервов». Эка важность!
Борька холодеет. Повернувшись лицом к дощатой переборке, настороженно ловит каждое слово. Чего Артем слушает этого ловкача?! Выгнать — и конец! Ишь какой — переманивает…
Артем всегда возмущался — как это подло, бросать товарищей, уходить в другую команду. Чего же он нынче молчит?
— И всего ведь на недельку, — опять гудит этот Шмель. — А у тебя как раз каникулы…
«Все учел, — думает Борька. — И каникулы, и что Артем давно насчет Кавказа мечтает. Хитрюга!»
В кабинете становится тихо. Скрипит половица. Борька поспешно отскакивает к столу, хватает книгу, Еще подумают, что он подслушивает! Больно надо!
Но из кабинета никто не выходит. По-прежнему скрипит половица.
«Артем», — догадывается Борька.
Брат всегда вот так — ходит, ходит, когда обдумывает что-нибудь.
«А тут-то чего мыслить? — недоумевает Борька. — Прогнать — и все».
— А как же… — в раздумье, медленно, с хрипотцой произносит Артем. — У меня же в паспорте — штамп института…
«Что он говорит? — бледнеет Борька. — Что он говорит?!»
— Это уж не твоя забота, — вмиг повеселев, гудит Шмель. — Шлепнут тебе заводскую печатку: «Принят». А пройдут соревнования — еще штемпелек: «Уволен». И концы в воду! — парень густо смеется.
Опять скрипит, скрипит половица.
— И учти, — командировочные, суточные, гостиница и все такое прочее, — небрежно подбрасывает парень, как продавщица — довесок.
У Борьки загораются уши, пылают все ярче и ярче, как лампочки.
Но тут в комнату входит отец. Он только что из города, весело распаковывает покупки, включает радио.
Больше из кабинета ничего не слышно.
Вскоре оттуда выходят Артем со своим гостем. Гость глядит на Борьку, потом на Артема, опять на Борьку…
— Ого! — улыбается. — Кажется, я нынче не пил. А в глазах двоится. Это что ж — еще один Артем?
В другое время Борька очень обрадовался бы. Но сейчас…
Он молчит, в глазах его вспыхивают зеленые огоньки.
Гость улыбается, что-то еще говорит. Борька молчит.
— Пойдем, Володя, — хмурится Артем. — Это ж волчонок…
* * *
Ночью Борька ворочается с боку на бок. Снится ему: какой-то лыжник в синем костюме хочет прыгнуть с огромного трамплина. Вот он появляется из люка… Разогнался… Вот уже готов оттолкнуться… Но тут трамплин вдруг обрушивается. И прыгун летит в пропасть.
— Ой! — вскрикивает Борька.
Но сидящий на судейской вышке судья-информатор почему-то не волнуется. Наклоняется к микрофону и внятно объявляет: «Прыгун хотел сжульничать, не надо, граждане, его жалеть».
Борька тяжело сопит, натягивает на голову одеяло, что-то бормочет.
И опять снится ему кошмар. Команда выстраивается. Ей должны вручить приз. Главный судья подходит с хрустальным кубком в руке к одному из прыгунов. Протягивает ему приз, но кубок вдруг превращается в стальные наручники, и они с лязгом защелкиваются на запястьях прыгуна.
Утром Борька, невыспавшийся, бледный, наскоро проглатывает завтрак и убегает в школу. Артем еще спит: у студентов каникулы. И хорошо, что спит: у Борьки нет никакого желания разговаривать с братом.
Когда Борька вернулся из школы, Артем сидел за столом и читал. Борька молча положил портфель, разделся. Молча сели обедать.
Младший брат изредка украдкой бросает короткие взгляды на старшего. Тот выглядит как всегда. Спокоен, нетороплив. Это-то больше всего и возмущает Борьку. Как же так? Собирается сжулить, словчить. А спокоен — будто и не было вчерашнего разговора с тем жуком. И ухо теребит… Дурацкая привычка!..
В конце концов Борька не выдерживает.
— Значит, едешь? — спрашивает он. — Бакуриани. Это такая красотища…
— Значит, подслушиваешь?! — перебивает Артем.
— Вы б орали громче! — злится Борька. — Больно мне надо подслушивать! Слышал, а не подслушивал!
Артем молчит. Умолкает и Борька. Они долго едят в тишине.
— Ведь не за Америку я буду выступать, — негромко произносит Артем. — Своя же команда, советская…
— Только не институтская, а «Трудовых резервов»! — весь кипя, подсказывает Борька.
Надо же! Артем, его замечательный Артем, будто наизусть зазубрил слова того жулика с кисточкой. И теперь кроет ими, как собственными.
— И Кавказ я давно хочу посмотреть, — говорит Артем. — А тут такой случай…
Борька молчит. Много мог бы он сказать брату. Но к чему говорить, когда тебе тринадцать, а брату двадцать?! Разве послушает? Взрослые — они всегда уверены, что во всем правы…
И все-таки Борька попробовал. Когда Артем уходит в свою комнату, он бросается к брату, обнимает за шею и горячо шепчет:
— Ну, не надо! Останься! Это же обман! Не надо…
Артем отстраняет его.
— Мал ты, Щолазик! — спокойно говорит он. — И многого не понимаешь. А жизнь — штука сложная!..
* * *
Да, жизнь — сложная штука, это Борька уже почувствовал. Как же так получается: Артем, тот самый Артем, который до вчерашнего дня был для него самым родным, самым честным, самым прямым, самым уважаемым человеком, вдруг оказался обманщиком?!