Сколько стоит ваше сердце?
Шрифт:
— Вы умны. Да, именно его. Это кровь Империи. Такие вещи ни в коем случае, ни единого мгновения не должны оставаться бесхозными, вы согласны? Иначе найдется слишком много желающих прибрать их к рукам. Пока был жив ваш дядя, мужчина и военный, вы были относительно защищены. Сейчас…
— Но ведь, вы сказали, что шахты разрушены?
— И что? Анеботум никуда не делся. Раскопать их снова — вопрос времени и денег. И еще — права. Время и деньги есть у многих, а право — только у вас. Понимаете? Вы сейчас — дичь, Алета. Дичь, на которую началась охота.
— Будь оно
— Я съем мерзавца Шанту, — пообещал Рамер Девятый, — не трогайте руками, все скоро пройдет.
— И жизнь пройдет, — буркнула Алета, вспомнив старую притчу, — Ваше Величество, но если вы меня позвали, значит у вас есть какое-то решение, я права? Вы хотите меня спрятать?
— Это плохое решение, Алета, — покачал головой император, — шахтам нужен хозяин. Мятеж мы подавим, но что потом. Нужно восстанавливать добычу, организовывать ее охрану и отправку. Империи необходимы поставки анеботума. А я просто не могу возложить такую миссию на плечи несовершеннолетней девушки. У меня нет права: ни морального, ни юридического.
— Юридического, — Алета зацепилась за это слово, как утопающий за соломинку, — а что такое эти шахты? В юридическом смысле? Я могу их… скажем, продать. Например — Империи. Оставив себе процент…
Антрацитовые глаза взглянули на нее с уважением.
— Увы, Алета. У земли, на которой найдены залежи анеботума, статус майората. Она неотчуждаема. И вы не имеете права распоряжаться ей до своего совершеннолетия. Или — до замужества.
Девушка встала, уже не обращая внимания на то, что нарушает все мыслимые и немыслимые правила. Правила остались где-то в прошлой жизни, до Рахты, саркофагов и известия о смерти опекунов.
Она их не любила и даже не была к ним привязана: дядя с тетей ничего не сделали, чтобы завоевать любовь ребенка, оставшегося сиротой. Они просто жили на ее деньги, но… Они были частью ее мира.
Мир изменился. Это нужно было как-то пережить, продышать, оплакать и обдумать.
А времени не было. Антрацитовые глаза смотрели на нее с диванчика пристально, и ждали ответа, прямо сейчас.
— Что вы предлагаете, Ваше Величество, — сдалась Алета.
— Помолвку, — ответил он. Так, словно ждал этого вопроса и все давно обдумал.
— Помолвку… с кем?
— Со мной.
…Бездна, ну и глаза! Огромные как вселенная, наполненная зеленым… Заблудиться и утонуть…
— С вами?
— А что вас так удивляет? — Рамер холодно улыбнулся, — это же самый логичный выход, Алета. Я точно сумею защитить ваше наследство, у меня есть армия. И вас защитить — моих возможностей хватит. Кто из охотников за приданым посмеет навязывать свое общество невесте императора? А если посмеет — Лонгери рядом.
— Это безумие, — помотала головой девушка, — вы император. Вы не можете предложить помолвку баронессе.
— Я — император, — со странным смешком согласился тот, — я могу предложить помолвку кому угодно, хоть своей лошади.
— Кх-к-кому? — поперхнулась Алета, — Лошади? А как к этому отнесется Совет Лордов.
— А давайте спросим, он как раз
"…И ведь пойдет и спросит, — в панике подумала Алета, — Святые Древние! К какому же матерому интригану в сети я попала!"
— Алета, помолвка, — вполголоса произнес Рамер, наблюдая за девушкой, как кот за птичкой, — Помолвка — это еще не свадьба. Она оглашается в храме, жениху передаются некоторые права, в том числе право защищать невесту. Но если в течение трех лет не заключается брак… или заключается, но не подтверждается, — краска бросилась Алете в лицо. Он это, конечно, заметил, слегка, совсем не обидно улыбнулся. И, как ни в чем не бывало, договорил, — тогда помолвка расторгается. По обоюдному согласию.
Баронесса смотрела на Рамера почти в панике. Он говорил совершенно немыслимые вещи, но так, что они казались… почти разумными.
— А если вас волнует титул, так дам я вам титул. Будете графиней.
— Мы оба спятили, — тихо произнесла Алета, не поднимая глаз.
— Оба? — переспросил Рамер, — уже хорошо. Это значит "да", Алета?
— При одном условии, — опомнилась она, — вы сейчас же дадите мне слово… а лучше — клятву на амулете, что через три года разорвете помолвку, не пытаясь каким-то образом удержать меня и настоять на своих правах.
— Осторожная птичка, — улыбнулся он, — чем ты хочешь, чтобы я поклялся? Короной? Своей жизнью?
— Моей жизнью, — выпалила Алета, глядя прямо в антрацитовые глаза. И уловила, как в их темной, непостижимой глубине что-то едва заметно дрогнуло.
Но внешне это никак не проявилось. Рамер Девятый расстегнул пару крючков на камзоле, двумя пальцами вытащил из ворота серебряный кулон с крупным, шлифованным, но не граненым бесцветным камнем. Острой кромкой оправы уколол ладонь. Подождал, пока она наполнится кровью и, сжав амулет, негромко, но отчетливо произнес:
— Я, Рамер Дженга, клянусь жизнью моей невесты Алеты Шайро-Туан, по истечении трех лет от сего дня расторгнуть помолвку, не пытаясь каким-то образом удержать невесту или настоять на своих правах… — Алета кивала в такт, чувствуя, как разжимается рука страха, сдавившая сердце, — Если… Что же вы так побледнели, моя дорогая? Пограничное условие должно быть, иначе клятва не будет действительной и амулет ее не примет. Вы не знали? Но теперь поздно отрабатывать назад, кровь уже пролилась. Итак: если моя невеста, Алета Шайро-Туан, за это время не понесет наследника императорской крови.
— Что? — опешила Алета.
В это время амулет в руке Рамера вспыхнул ослепительно-белым, запахло свежестью и пятна крови исчезли: с руки, одежды, пола.
— Клятва дана и принята.
— Какой наследник? Мы так не договаривались! Я не собираюсь…
— Тише, дорогая моя. Сейчас сюда сбежится вся резиденция. Не собираетесь — очень хорошо. Я тоже не собираюсь.
— Тогда зачем…
— Граничное условие. Я должен был его поставить. И если клятва на крови, то оно должно быть как-то связано с кровью. Это единственное, что пришло мне в голову. Если б вы дали мне время подумать…