Скольжение
Шрифт:
– Слушай, давай уж настоящим ножом, что ли? – ухватился за соломинку Луи.
– Под твою ответственность, – заявила Селин.
Даже когда она занесла над ним нож, создать стену у него не получилось.
– Выходит, мне это привиделось, – вздохнул Луи. – Или ты недостаточно страшная.
– Пойдём лучше спать, – предложила она. – Утром, сам понимаешь, рано вставать.
Они легли, но Луи плохо спал. Он проснулся часа в два ночи и почувствовал, что замёрз. Как это могло получиться тёплым сентябрём, он не понимал, но ему хотелось выпить чего-нибудь горячего. Он тихонько встал и пошёл на кухню, чтобы заварить себе чашку чаю. Почему-то,
Из спальни послышались шорох и шаги её босых ног. Протирая глаза кулачком, она вошла на кухню.
– Ты только посмотри! – позвал он её.
Селин взглянула на текущую из крана воду и остолбенела. Её сон как рукой сняло. Она тоже подставила под струю руку, пощупала твёрдую, как камень поверхность под ней, и наконец, прикоснулась к краю, с которого стекала вода.
– Ай-ай-ай! – воскликнула она, отдёргивая палец.
На кончике пальца был маленький порез. Селин открыла аптечку и достала себе пластырь.
– Погоди, давай вытрем его сначала, – предложил Луи.
Щит исчез. Он закрыл кран, подал ей полотенце и высушил им воду с её руки.
– Я ещё сонная, – ответила она, заклеивая порез. – Выходит, твой щит тонкий, как бумага, но прочный, как бетонная стена?
– Кажется, так.
– Ты можешь опять создать его?
Луи вытянул вперёд ладонь и создал перед ней щит размером с тарелку. Селин постучала в него костяшкой пальца.
– Как будто в кирпичную стену стучишься, – сказала она. – Ни на миллиметр не сдвигается.
– Вот то же самое почувствовали те двое, – пожал плечами Луи.
– Это же невообразимо здорово!
– Чего в этом хорошего?
– Теперь тебе вообще ничего не угрожает! Тебя никогда не собьёт машина, на тебя никогда ничего сверху не упадёт. Да и собака, пожалуй, тоже не может тебя укусить.
– Поцелуй меня.
– Что?
– Просто возьми и поцелуй, прямо сейчас!
Селин привстала, наклонилась через стол и поцеловала его в губы.
– Уф, слава богу! – вздохнул он.
– А ты что, боялся, что оно опять появится?
– Признаться, я уже ни в чём не уверен.
– Как ты вообще создаёшь его? Ты какое-то усилие должен приложить?
– Точно не знаю. Вроде бы я разобрался, что нужно подумать или захотеть, чтобы он появился. Это что-то вроде мысли, но я не могу объяснить словами. Это вроде такого…
Луи попытался снова создать щит, но у него не получилось. Он снова и снова пытался и всё больше расстраивался.
– Брось ты это, и пошли спать, – предложила Селин.
Через два дня у Луи был перерыв в занятиях. Он воспользовался им, чтобы снова сесть на поезд и доехать до Отёна. С вокзала он почти бегом добрался до амфитеатра. Там опять было безлюдно, и лишь прогуливалась пара иностранных туристов. Он неуверенно встал на то же самое место, где стоял, когда всё произошло. Он постоял с минуту, но через редкие облака всё так же светило солнце и тёплый сентябрьский ветерок по-прежнему обдувал его. Он почувствовал тревогу от того, что не был уверен, произошло ли тогда с ним всё на самом деле, и в тот же момент амфитеатр исчез, и он увидел те же самые коридоры. В них на этот раз никого не было. Он взглянул вверх. Коридор уходил туда метров на сто и опять поворачивал. Луи вздохнул с облегчением и снова оказался в амфитеатре. Он быстро оглянулся и взглянул на туристов. Те, как ни в чём не бывало, готовились сделать очередной снимок руин. По-прежнему неуверенный, что всё по-настоящему, но, по крайней мере, убедившись, что что-то происходит, он направился домой.
Едва дождавшись возвращения Селин, Луи подхватил её на руки прямо в прихожей и закружил.
– Ты что-то выяснил? – спросила она.
– Я был в амфитеатре, – начал он и пересказал всё, что произошло. – Тот мир возникает, словно призрачный, и я даже не знаю, настоящие ли были те существа. Та штука, которой меня сначала ударил первый из них, тоже казалась призрачной и прошла сквозь меня, как луч света в тумане или в дыму.
– Да это же замечательно! – обрадовалась она. – Мало ли что всё вокруг такое обыденное, и все просто торопятся по своим делам. Кто сказал, что так должно быть всегда и с каждым? У тебя появилось что-то своё, особенное, и ты вполне можешь быть этому рад, ведь так?
– Что-то радости мне это пока не доставляет.
– Ты это серьёзно? – удивилась Селин. – Во-первых, это спасло тебя от порезанного ножом лица, а потом грузовик – это вообще ужас.
– Конечно же, я рад, что остался цел, но как-то всё это потустороннее слишком странное для меня, как бы это сказать, постороннее, чуждое. Ты же медсестра…
– Пока ещё только учусь!
– Конечно, но всё-таки, ты же понимаешь, что у всего могут быть побочные эффекты. Вдруг и этот щит что-то незаметно делает со мной?
– А ведь ты прав. Как бы узнать?
– Не знаю. Не могу же я пойти в клинику и сказать: «Доктор, я могу создавать бронестекло. Это очень опасно?»
– Увы, нет.
После этого разговора поначалу всё вернулось на круги своя. Ничего необычного с Луи больше не случалось, и они с Селин продолжали жить и учиться. Однако, у него появилось чувство, что в её отношении к нему что-то изменилось. Она стала чуть более предупредительной, чуть иначе разговаривала с ним, а иногда он ловил на себе её взгляд, и ему казалось, что и смотрит она на него по-другому, как бы подозрительно. Время от времени она предлагала померить ему давление и температуру, хотя он и уверял её, что чувствует себя прекрасно. Непроизвольно, он начал обращать на это внимание и наблюдать за ней. После нескольких дней такого напряжения Луи решил, что ему всё показалось, но затем он снова обратил внимание, что Селин словно осторожничает, приближаясь и прикасаясь к нему, будто опасается порезаться. Это его не на шутку расстроило.
В колледже занятия становились всё сложнее, но Луи было всё труднее сосредоточиться на них. Его отвлекало всё подряд. Глядя в коридорах на каждую встречную студентку, он прежде всего вспоминал о Селин. Каждый громкий звук от уроненного кем-то на верстак инструмента заставлял его вздрагивать и вспоминать происшествия в амфитеатре, нападение хулиганов и аварию грузовика. Отвлекаясь и задумываясь обо всём этом, Луи подчас просто переставал слышать преподавателей. Он с грехом пополам освоил пайку, нарезание резьбы, склеивание и обжатие полимерных трубопроводов, и как-то получил проходные баллы. Хуже всего было то, что ему начало казаться, что он потерял интерес к профессии, которую раньше любил. Его отец, дед, и прадед были слесарями-водопроводчиками в Дижоне, и их знала половина города. Луи собирался продолжить дело отца, чем тот несказанно гордился, но теперь всё просто пошло не так.