Скоро тридцать
Шрифт:
– Скажи это не мне, а ей, – посоветовала я брату. – Скажи это Кейт.
Я переступила порог своей квартиры уже далеко за полночь. Наступило Рождество, и впервые в жизни в этот праздник рядом со мной никого не было. То есть никого, кроме Салли. Сделав свои дела во время короткой прогулки, Салли притрусила в спальню и взобралась на постель. Она три раза покружилась на месте, свернулась клубком посереди не кровати и немедленно начала тоненько похрапывать. Я улыбнулась, немного завидуя той легкости, с которой засыпала моя собака. Обведя взглядом пустую квартиру, я пожалела, что не успела поставить елку или хотя бы развесить гирлянды.
Перед моим отъездом
Мой гнев был настолько сильным, что в нем рассеялся туман, в котором я жила все последние месяцы. Это было невыносимо тяжело. Я еще никогда не чувствовала себя более одинокой. Я потеряла родителей. Нину. Теда. Мир вокруг потерял краски, поблек. Надежда на лучшее угасла. Меня начала бить крупная дрожь, я быстро переоделась в старенькую клетчатую фланелевую пижаму и нырнула в постель, обмотавшись вязаным шарфом, что бы поскорее согреться. Все еще дрожа в ознобе, я свернулась калачиком и почувствовала, что кто-то сопит мне в ухо. Повернув голову, я увидела, что Салли сидит на подушке и смотрит на меня круглыми влажными глаза ми. Она вытянула свою короткую толстую шею, обнюхала мое лицо и напоследок лизнула в нос. Я отвернула одеяло, Салли залезла под него и уютно свернулась в тепле у меня под коленками. Ее горячее тельце согрело меня, я перестала трястись и наконец провалилась в глубокий сон, лишенный сновидений.
Глава 22
Через несколько дней после Рождества меня разбудил телефонный звонок. В спальне было темно, и мне показа лось, что уже глубокая ночь, однако светящиеся цифры на часах показывали только три минуты одиннадцатого. Было еще совсем рано. Я проспала несколько часов, но только потому, что теперь, когда я работала дома и ни с кем не общалась, стала ложиться в восемь часов вечера, за исключением тех дней, когда по телевизору шло что-нибудь интересное (а это случалось не часто).
Я пошарила рукой, нащупывая телефонную трубку, что бы опередить автоответчик.
– Алло, – проговорила я сонным голосом, перегнулась с кровати и зажгла свет.
Сначала на том конце провода молчали, и я уже хотела положить трубку, решив, что звонит какой-нибудь придурок. И вдруг услышала странный звук, похожий на стон.
– Кто это? – спросила я.
– Он уше-ел, – проплакали в трубку.
Этот голос я узнала даже сквозь слезы. Нина.
– Сейчас приеду, – сказала я.
Мы с Ниной не разговаривали больше месяца – за двенадцать лет дружбы это была самая долгая наша размолвка. И все-таки есть люди, на которых ты всегда можешь рассчитывать, что бы там ни было. Даже если бы прошло десять лет, это не имело бы значения. Один звонок, и я бы примчалась к Нине, несмотря на ссору, и взяла бы ее за руку, не задавая вопросов. Она мне все равно что сестра.
Через полчаса я сидела на диване у Нины, подавала носовые платки и пыталась заставить ее глотнуть вина. Моя подруга ревела в голос, по щекам ручьем текли слезы. По степенно рыдания перешли во всхлипы, а потом сменились икотой. Нина утерлась влажным полотенцем, которое я прикладывала к ее лицу; теперь она могла говорить.
– Что случилось? – спросила я.
Нина с минуту молчала, и я испугалась, что она опять собралась расплакаться.
– Все кончено. Я отдала ему кольцо, и он ушел, – сообщила она.
– Но почему?
Нина взглянула на меня. На ее хорошеньком личике лежала печать горя. В этот момент его никак нельзя было назвать красивым: красное и зареванное. А нос распух от слез.
– Я боюсь, что он заразил меня… герпесом, – наконец едва слышно прошептала она.
Я изумленно охнула. За исключением СПИДа, герпес – самая неприятная болезнь, передающаяся при сексуальных контактах. Излечиться от него нельзя. Если анализ окажется положительным, Нина будет расплачиваться за это всю оставшуюся жизнь. Ей придется сообщать об этом каждому любовнику, каждому врачу, каждой страховой компании, ставить галочку напротив графы «да» в любой медицинской карточке, которую она будет заполнять.
– Откуда ты узнала?
– Я нашла у него рецепт на лекарство, которое называется «Валтрекс», и через Интернет выяснила, от чего его принимают. После сразу пошла в поликлинику и сделала анализ. Результаты будут готовы через пару дней, – печально закончила она.
– А как он отреагировал, когда ты сказала ему об этом? – спросила я и взяла ее ледяную ладонь в свою.
Слезы вновь хлынули из глаз Нины и потекли по разгоряченным щекам.
– Он повел себя отвратительно. Сначала пытался обвинять меня, мол, это я его заразила. Обозвал проституткой и шлюхой и… и… замахнулся на меня, – сквозь рыдания проговорила Нина.
Во мне вскипела злость – такая сильная, что захотелось поймать ублюдка и отрезать ему яйца ржавым хлебным ножом. Мало того что этот мерзавец скорее всего «наградил» мою подругу ужасной болезнью, так он еще и угрожал ей физическим насилием! Он хуже, чем подонок, он – ходячая герпесная язва.
– Ты же знаешь, я всегда предохранялась – я пользовалась презервативами со всеми парнями, кроме Джосайи, – продолжала Нина, задыхаясь от рыданий. – И вообще, рецепт был выписан в сентябре, еще до нашего знакомства. Он знал, что у него герпес, и все равно настоял, что бы мы занимались сексом без презерватива. Он знал, что делает! – В голосе Нины звучала неподдельная мука.
– Ты прогнала его?
– Не сразу. Я была очень расстроена, но, Элли, я ведь так любила его. Я всерьез надеялась, что он сумеет мне все объяснить. Найти какое-нибудь оправдание, вроде того, что у него не было обострений и он думал, будто не заразит меня. Все, что угодно, только бы не знать, что он так поступил со мной умышленно. Он же как с цепи сорвался. Начал орать и бить все подряд. И еще он порезал два моих холста, – дрожащим голосом призналась Нина.
Только сейчас я заметила, что по квартире словно про несся смерч. Ее полотна – большие, яркие картины – обычно висели на стенах, но сейчас почти все они валялись на полу. Одну, кажется, вообще топтали ногами. Горшки с цветами были перевернуты, кресло лежало на боку, а в стене между гостиной и кухней зияла дыра.