Скоро тридцать

Гейл Майк

Следующий час пролетел почти незаметно в рассказах о новостях друг друга. Я долго болтал с Бев. Странно было увидеть ее после разговора по телефону. Представляя ее на другом конце линии, я думал, что она все еще одевается в готическом стиле, как в юности, но ее старая черная униформа трансформировалась в разноцветную майку и бусы в стиле хиппи. Как и большинство из нас, она немного поправилась, но оставалась такой же красивой, и ее неизменная улыбка была все еще на месте. А самое лучшее — ее привычки не изменились: в мире, где все отказывались от всего нездорового, мне доставляло удовольствие наблюдать, как она курит сигареты одну за другой,

будто от них зависела ее жизнь. Катрина же, наоборот, очень изменилась: в юности она была достаточно привлекательной, но сейчас стала просто ошеломительной, и Пит не мог отвести от нее глаз весь вечер. Каким-то образом за прошедшие годы ее карие глаза стали еще более чарующими, манеры более раскованными и с налетом самоиронии, а стиль одежды — более утонченным. Из всех нас она казалось самой взрослой и, похоже, лучше всех вросла в новую кожу тридцатилетия.

Во время своего разговора с Катриной я на минутку отлучился в туалет, а когда вернулся, она уже разговаривала с Питом. Я посмотрел на остальных: Джинни была поглощена беседой с Гершвином и Бев, и получилось, что я остался без собеседника. За столиком сидели шесть человек, которые еще пару месяцев назад практически не помнили друг о друге. И сейчас мы все снова были вместе. Ну почти все. Хотя никто прямо не говорил о смерти Эллиота, я понимал, что мы все ощущали его отсутствие. Из-за того, что нас было только шестеро, ощущение привычности нарушалось, чего-то не хватало. Но вечер прошел отменно. Вывод о том, что все шло хорошо, можно было сделать хотя бы потому, что всегда в ресторане есть столики, за которыми люди веселятся лучше всех остальных, и в первый раз в жизни таким вот «лучшим столиком» был тот, за которым сидел я сам. Я заранее волновался, что весь уикенд может обернуться катастрофой. Что, если бы мы теперь не понравились друг другу? А что, если мы никогда друг другу по-настоящему и не нравились? Что, если бы нам оказалось нечего сказать друг другу? Но по общему настроению за столиком было ясно, что нам по-прежнему хорошо вместе. Рассказы о прошлом подтвердили, что хорошие времена навсегда останутся хорошими временами. И, как я уже сказал, то, что мы были самым шумным столиком в ресторане, подтвердило — нам еще очень даже есть, о чем поговорить.

75

На часах было пятнадцать минут двенадцатого. Мы поужинали, выпили несколько бутылок вина и были в таком шумном и несколько самоуверенном настроении, в котором компании развлекающихся вместе людей обычно и пребывают в это время суток. Я слушал рассказ Бев о том, как она познакомилась со своим мужем, как вдруг Катрина прокричала:

— Мэтт!

— Что? — крикнул я в ответ.

— Мы с Питом предлагаем поговорить о тех, кто с нами учился, — где кто теперь.

Обычно мы устраивали такую беседу, когда встречались на Рождество в баре «Кингс Армс» — в те времена, когда все еще приезжали домой на праздники. Сидя за столом всемером, мы по очереди рассказывали новости о тех, кого мы знали по школе.

— Это что, обязательно? — недовольно спросила Джинни. Она посмотрела на меня, как будто я был лидером этой пестрой компании. — Я всегда думала, что говорить про это — значит, как бы искушать судьбу, — продолжала она. — Например, где-нибудь в другом месте сидит еще одна такая вот компания выпускников нашей школы, и кто-то говорит: «А знаете, кого моя мама недавно видела? Джинни Паскоу! Одета как бомжиха, работает в нашей школе и прячет у себя в свободной комнате Мэтта

Бэкфорда!» Это так ужасно. Я не хочу, чтобы мир знал про то, что я неудачница. Я бы предпочла держать эту информацию при себе.

— Джинни права, — согласился я. — Мне бы очень не понравилось, если бы кто-то где-то говорил: «О, я видел, как Мэтт Бэдфорд покупал в супермаркете тампоны».

Все повернулись и посмотрели на меня.

— Это долгая история, — объяснил я. — Я предлагаю, если мы уж и хотим заняться чем-то подобным, то давайте сделаем немного по-другому: поговорим про тех, кто делает что-то такое, о чем мы никогда бы не подумали.

— Хорошо, — сказала Катрина. — Я — первая, потому что у меня есть классный пример. Около года назад я была в ночном клубе в Лондоне с одним из своих бывших, и кто бы вы думали работал там охранником?

— Анжела Мерфи! — закричала Бев как сумасшедшая.

Когда мы учились в школе, все думали, что Анжела Мерфи станет или охранницей, или борчихой, или толкательницей ядра.

— Колин Берч, — сказала Катрина.

Колин Берч был, пожалуй, самым дохлым в нашей школе. Любимой игрой Эндрю Саски (тогда: обязательный в каждом классе хулиган и драчун) было снять с Колина штаны и спрятать их. Тогда как некоторые из нас сочувствовали Колину, большинство, я подозреваю, были рады, что он существует: с ним Эндрю Саски постоянно был занят и не трогал остальных.

— Он был здоровущий, — продолжала Катрина. — И даже немного сексуальный.

— Колин Берч — сексуальный? — недоверчиво переспросил Пит.

— Должна признаться, — сказала Джинни, — что мне как-то трудно в это поверить.

— Но он и вправду сексуальный — возразила Катрина. — Сильный такой, широкоплечий.

— Ты с ним поздоровалась? — спросил Гершвин таким голосом, что я заподозрил какую-то подколку.

— Нет, — ответила Катрина, проводя рукой по волосам. — Казалось, что он был слишком сильно занят…

Гершвин захохотал.

— Ты врешь, — сказал он, указывая пальцем на Катрину. — Не может быть, чтобы ты не предложила ему встретиться или не начала флиртовать с ним, и он…

— О, мне так стыдно, — сказала Катрина, смеясь. — Откуда ты знаешь?

— Прошло столько лет, а ты все еще трогаешь себя за волосы, когда врешь! — сказал Гершвин.

— У меня есть кое-что поинтереснее, чем Колин Бирч, — сказал Пит. — Я ехал со своей бывшей женой и ребенком на поезде, чтобы навестить маму в выходные, и посмотрел на пассажира напротив, и угадайте, кто это был?

— На какой станции вошел этот человек? — спросил Гершвин.

— Что значит, на какой станции? Какое это имеет значение?

— Это может быть подсказкой, — сказал Гершвин.

— Хорошо. Этот человек вошел в Вулверхэмптоне.

Я не помнил никого в нашей школе, у кого могли бы быть какие-либо контакты в Вулверхэмптоне.

— Не знаю, — сказал я наконец от имени всех озадаченных лиц за столом.

— Дэвид Кут! — сказала Катрина.

Дэвид Кут был самым понтовым парнем в школе (его отец был владельцем «Кут Уайн» — сети винных магазинов), и, скорее всего, он даже не слышал такого названия — Вулверхэмптон не то чтобы бывал там.

— Мне всегда было любопытно, что с ним стало, — сказала Бев. — Мы с ним немного развлеклись на шестнадцатилетии у Рут Хеннэси. Он был довольно смазливым, насколько я помню.

— Смазливым? — с негодованием переспросила Джинни. — Дэвид Кут? Ни за что! Кстати, помните, какие слухи про него ходили? Что у него три соска.