Скорость. Назад в СССР
Шрифт:
Их интересы оказались очень ограниченными. Они сваливали из школы в парк, покупали на карманные деньги сигареты и пиво. Тайком курили и пили.
Довольно быстро я стал им не интересен, так же как и они мне. После одного случая, мы с Щукой стали врагами.
Я не мог финансово участвовать в закупках табака и алкоголя, потому что не имел карманных денег. Философия накопительства отца не позволяла даже думать нам с сестрой о деньгах на завтраки.
Я даже не мог «стрельнуть», то есть незаметно украсть у отца
Отец, зная наизусть все цены в магазинах и покупаю самое дешевое, мог прочитать мне короткую лекцию о том, сколько денег потерял сосед на куреве за последние десять лет.
Так, к примеру, я узнал, что дядя Вова, вечно ворчащий сосед по лестничной клетке, курящий ежедневно по пачке «Явы» «Явской» пустил на дым одну тысячу четыреста шестьдесят рублей.
Щукин вздыхал, когда понимал, что выгоды никакой от меня не имеет. К тому же я был довольно независим от мнения других.
Но он постоянно рассказывал о нашем общем братстве, о том, что мы «один за всех, и все за одного». Что друзья в беде не бросают и если у меня нет денег сегодня, то «братство» всегда поддержит.
Я не курил, единожды попробовав пиво — я сделал небольшой глоток и не почувствовал ничего кроме горечи, я долгое время испытывал устойчивое отвращение к нему.
Говорить с ними было не о чем, потому что их интересы не выходили за обсуждение марок пива и сигарет. Кроме этого темы для разговоров ограничивались обсуждением, каких-то непонятных для меня конфликтами между старшими учениками школы или двора.
Меня тяготило такое времяпрепровождение, но я продолжал общаться с ними «по инерции», не особо участвуя в разговорах о старшеклассниках.
Эти «старшие» были непререкаемыми «авторитами» босяков из младщих классов, вызывали у них восхищение и доверие. Те бессовестно пользовались этим и помыкали младшеклассниками.
«Авторитеты» руководили компаниями, подобными тем, что возглавлял Щукин. Они посылали мелких в магазины за сигаретами, где те, зачастую, совершали покупки за свой счет.
Могли вместо благодарности за «выполненную работу» отвесить подзатыльник, а деньги обещали отдать потом, но никогда не возвращали.
Однажды и до меня дошла очередь идти за сигаретами, но я спокойно отказался выполнять приказ старшеклассника по кличке Туз.
— Сам иди, если тебе надо, — ответил я, когда мне предложили «сгонять за дымиловом».
У старшеклассника, который, кажется, учился в восьмом или девятом классе, глаза полезли на лоб.
— Ты чё, чувак, оборзел совсем? — он стал надвигаться на меня, — ну-ка быстро сгонял!
Потом оглядел стоящую по бокам «мелочь пузатую».
— Нет, — так же твердо, отказался я, — я тебе не слуга и не раб.
— Ты чё, опух? Он и вправду опух, гляньте на него, — повышая голос, Туз обратился к моим спутникам, — а они, что по-твоему рабы? Или они по-твоему слуги?
— Я тебе сказал, что я не пойду.
Я стоял нахмурив брови. Готовый к тому, что сейчас он набросится на меня.
Но мой оппонент поступил по-другому. По принципу римских сенаторов разделяй и властвуй.
Он быстро провел водораздел между теми кто беспрекословно подчинялся и мной, поднявшим бунт.
— Так, вы двое, — он указал на ближайшую парочку малолетних курильщиков из моего класса, — ну-ка держите его за руки. Крепко держите!
Эти двое кинулись ко мне и схватили за руки.
— А теперь, каждый подходит к нему и бьет по разу прямо в рожу, чтобы он понимал, кто здесь раб, а кто слуга. Щука, ты первый!, — скомандовал школьный «авторитет».
Я думал, что Щукин откажется и если не восстанет против несправедливости, то хотя бы потребует от одноклассников, чтобы меня отпустили.
Но все разговоры о братстве и дружбе оказались просто обычным трепом и болтовней. Щукин выдержал небольшую паузу, переминаясь ноги на ногу и пряча свои глаза, а потом врезал кулаком со всей дури.
Его никто не просил, но следующим ударом в солнечное сплетение он постарался сбить мне дыхание.
Я совершенно не ожидал от него такой подлости, но ничуть не потерял присутствие духа.
Не задумываясь, я ответил ему ударом ноги в живот. Но он успел отскочить.
— Следующий! — скомандовал старшеклассник, равнодушно наблюдавший за моим избиением.
Я попытался вырваться, потому что не собирался пассивно ждать пока мне расквасят нос.
Мне удалось каблуком своего ботинка отдавить носок одного из тех, кто держал мою руку.
Почувствовав нестерпимую боль, он ослабил хват и я тут же освободился. Свободной рукой я звезданул второго в ухо.
Тот не сразу отпустил меня, но все же растерялся, никто не ожидал от меня, что я стану драться.
Еще один подскочил в попытке исправить положение, но я тут же дал ему своим лбом навстречу. Он отлетел назад и опрокинулся назад на пятую точку.
Нападавшие растерялись. Они переглядывались и смотрели на старшеклассника в ожидании его команд.
— Чего стоите, завалите его!
Но я уже выдрал из забора небольшого палисадника за школой восьмидесяти сантиметровую доску, с торчащим из нее гвоздем.
— Суньтесь только, — я угрожающе занес для удара свое оружие за правое плечо, — пожалеете на всю жизнь, что связались со мной, уроды!
Вся эта свора остановилась в нерешительности. Я сделал шаг в их сторону с ложным замахом, заставив отступить даже старшеклассника.
Теперь на моей стороне было пацанское моральное превосходство. Я шуганул целую толпу.
— Иди сюда, — я уверенно смотрел на Щукина, тот словно окаменел, он явно не ждал, что ситуация обернется таким образом, — ты оглох?