Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант
Шрифт:
Но Шульгину встретиться с ним позволено не было, из каких-то специальных соображений, а то бы он ему показал! Сотрудников ГУГБ Георгий Константинович боялся до неприличия, о чем не постеснялся упомянуть в своих мемуарах. Задача «комиссара» была весьма локальной, одноразового действия, но в случае успеха сулила коренное изменение всей стратегической картины.
Как раз сейчас готовился совместный контрудар четырех механизированных корпусов в направлении Дубно с целью разгромить наступающие немецкие войска и занять устойчивую оборону перед линией старых укрепрайонов.
Он еще успел и папиросу закурить, ту же самую «Северную Пальмиру», популярную у больших начальников, как «Кент» у партийно-административных
Полевая дорога вывела его к месту, где член Военного совета фронта корпусной комиссар Вашугин с матом и под угрозой расстрела заставлял командира Восьмого механизированного корпуса Рябышева и его комиссара Попеля немедленно перейти в наступление. Бессмысленное, неподготовленное и не согласованное с соседями, ведущее к гибели корпуса и прорыву немцев на оперативный простор. Неподготовленное настолько, что не только данных о положении противника, но обычных карт даже у комполков не имелось.
Не важно, подлинная это была сцена или воспроизведенная специально для него с макетами исторических персонажей, портретно неотличимых от оригиналов, сейчас она была абсолютно реальной для Шульгина.
Он приказал водителю, сержанту госбезопасности, остановить машину, а за ним и танки притормозили, попыхивая дизелями. Вышел на поляну, всем видом демонстрируя свою значительность, левой рукой держал папиросу на отлете.
Тут как раз разыгрывалась кульминация не только личной судьбы двух талантливых командиров – судьбы всего Юго-Западного фронта. Целый синклит собрался для реализации этого рокового решения. Вашугин, прокурор, председатель Военного трибунала фронта, порученцы и адъютанты, десяток штабных красноармейцев, сплошь вооруженных автоматами, которых так не хватало в боевых подразделениях.
– За сколько продался, Иуда? – сдавленным от ярости голосом спрашивал невысокий ростом коркомиссар у генерал-лейтенанта с тремя орденами Красного Знамени. Тот тянулся в струнку перед членом Военного совета, опешивший, не зная, что ответить.
Вмешался бригкомиссар Попель:
– Вы бы выслушали, товарищ корпусной…
– Вас, изменников, полевой суд слушать будет. Здесь, под сосной, выслушаем и у сосны расстреляем…
– Потрудитесь прежде выслушать…
– Заткнись, штатный адвокат при изменнике! [70] Не хотите к стенке – двадцать минут на решение – и вперед…
70
См. мемуары Н.К. Попеля «В тяжкую пору».
На появившиеся на опушке танки и машину никто из присутствующих не обратил внимания. Не до того. Танки – это проза жизни механизированного корпуса, а тут разыгрывались шекспировские страсти. Еще один узелочек, на который завязывались судьбы войны и мировой истории. Не начни корпус Рябышева бессмысленное наступление в пустоту, оттянись назад, за линию пока еще боеспособных пехотных соединений, где предполагалось наладить взаимодействие с Девятым МК Рокоссовского и Девятнадцатым МК Фекленко, 11-я и 13-я танковые дивизии немцев увидели бы перед собой танково-механизированную группировку, составляющую половину всех танковых сил Германии, причем в обороне на выгодных позициях. Семьдесят процентов советских танков при этом качественно превосходили немецкие. Даже те, которые потеряли способность передвигаться. Все равно пушки 45 и 76 мм, особенно из засады, могли расстреливать «Т-2» и «Т-3» беспрепятственно. Их малокалиберные короткоствольные пушки не брали броню «КВ», «тридцатьчетверок», модернизированных «Т-28» даже в упор.
А еще советские войска располагали значительным количеством тяжелой артиллерии, включая мощные шестидюймовые гаубицы-пушки, которых у немцев не было даже в проектах.
Не путайся под ногами у способных командиров сталинские выдвиженцы, совсем другая история могла бы в тот день сложиться. Был Вашугин средненьким командиром полка, стал за два года надсмотрщиком над командующим фронтом, вот и руководил. И наруководил.
Происходящее на кругленькой лесной поляне было так интересно срежиссировано, что никакой Мейерхольд не сумел бы. Звук между соснами разносился отчетливо, каждое слово – весомо и разборчиво.
Вразвалочку, большими пальцами расправив складки гимнастерки под ремнем, неторопливо ступая начищенными сапогами, похлопывая по голенищу старинным кавалерийским стеком, Шульгин подошел к просцениуму трагической пьесы, остановился, качнулся с каблука на носок.
Безусловно, он был хорош. Особенно в сравнении с жалким подобием себя, умершим недавно в приюте для бедных. За ним так же неторопливо подошли и остановились с автоматами «ППД» на изготовку три сержанта и один лейтенант в фуражках с васильковым верхом.
Дослушав истерическую речь Вашугина и убедившись, что его так никто до сих пор не заметил, Сашка резко шагнул вперед, властно отодвинул левой рукой комиссара Попеля с линии, отделявшей его от Вашугина, медленно и презрительно спросил:
– А ты кто такой?
Член Военного совета фронта аж задохнулся.
– Да я, да я! Вы что, не видите… Я член…
– В этом – согласен. Именно то и есть! Кому и чей – пока не понял. Доложись по полной форме. Как учили. Ну! – Голос его завибрировал, как стальная полоса.
Накопленная за многие годы злость, помноженная на никак не выветривающееся из памяти зрелище собственной смерти, произвела должное впечатление.
Вашугин чисто инстинктивно сообразил, что не какой-нибудь комкор запаса, не успевший получить новое звание, стоит перед ним, а страшное ГУГБ в лице одного из высших представителей. Дернулся, закусил губу и ответил, сдвинув каблуки:
– Корпусной комиссар Вашугин, член Военного совета Юго-Западного фронта…
И тут, наверное, снова у него взыграло. Человек, способный застрелиться, осознав свою ошибку, все ж таки – сильный человек. Хотя и не совсем.
– А кто вы, товарищ комиссар? И какое право имеете вмешиваться? Я подчинен только ЦК! Я…
Пышные черные усы дергались, но выглядели приклеенными. Почему, бог весть, но такое впечатление.
– Ты, ты… – Шульгин усмехнулся, пистолет доставать не стал, просто откинул крышку кобуры. – Может, вспомнишь, орел, был такой у тебя начальник по фамилии Гамарник? [71]
Рифма вышла сама собой, непредусмотренно.
– Я, особо уполномоченный Ставки Главного командования Шульгин, на месте оценив обстановку, считаю, что твое поведение заведомо преступно. Ты сейчас что приказал генералу и бригкомиссару? Спалить последний наш боеспособный корпус в бессмысленной атаке? За двадцать минут подготовить и организовать наступление, на что не одни сутки требуются? А потом? Сослаться на отсутствие сил для сопротивления и открыть фронт немцам? Такой у тебя преступный замысел? Данной мне властью объявляю тебя врагом народа…
71
Гамарник Ян Борисович – начальник Главного политуправления Красной Армии, армейский комиссар 1-го ранга, застрелился в 1937 году после начала процесса Тухачевского и др. Наверное, от страха.