Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант
Шрифт:
На ступеньки упало пятно явно электрического света. Довольно сильный фонарь. Луч скользнул вверх, уперся в глаза Шульгина. Он заслонился ладонью.
– Уберите… Я – просто прохожий. Погреться пустите?
– А револьвер зачем? Брось на землю! Постойте! Александр Иванович, неужели вы? Откуда? Заходите же…
Уж на такую встречу Шульгин рассчитывал меньше всего.
Игорь Ростокин, журналист из 2056 года, встреченный Андреем в Сан-Франциско, с которым они славно поработали в Москве-1924, принятый затем в «Братство» в качестве полномочного представителя по ХХI веку реальности «генерала Суздалева». Что он тут делает, вообще что это
Сашка сбросил накидку, с которой дождевая вода прямо-таки струилась, вслед за Ростокиным прошел в комнату.
Одет Игорь был в незнакомую форму, покроем напоминающую драгунскую времен Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Узкий темно-зеленый китель, синие брюки, заправленные в высокие сапоги со шпорами, серебряные двухпросветные погоны со скрещенными мечами, наложенными на вензель «М». На ремне револьвер, очень похожий на тот, которым вооружили Шульгина.
Ростокин, не сдержав порыва, обнял Шульгина.
– Вы ко мне на помощь, Александр Иванович? Ох, как вовремя. А много ли с вами людей? Мы с Акинфом вдвоем остались. И еще взвод в монастыре. Никак не устоять…
Он взглянул на Шульгина как-то странно.
– Не пойму я только, как же вы Акинфа миновали? Тут только одна тропа, а я ему велел перед мостом стоять. Или вы с озера подошли? Катером?
Сашка решил до последнего не задавать демаскирующих вопросов. Своя здесь реальность, это безусловно, и Ростокин в ней свой, а сам он кто? Вот и постараемся выяснить окольно, применяя «стратегию непрямых действий». «Ловушка, ловушка, я в тебя не верю!» – так, кажется, звучит основное заклинание?
Для начала просчитаем, из какого эпизода их общего прошлого здешний Ростокин. Их не так уж много. Он посмотрел в висевшее между окном и дверью зеркало, старое, с пятнами облезшей амальгамы. На нем мундир, близкий к тому, в который одет Ростокин. Только китель серо-голубого цвета, а брюки черные. До бриджей-галифе здесь еще не додумались, если вправду семидесятые годы. Тысяча восемьсот… Сапоги одинаковые. Погоны похожие, но у него скорее генеральские, зеленый зигзаг по парче, без звездочек. И без вензеля. Полный генерал, что ли? Недурно.
Конечно, для Ростокина он с самого начала был генералом, хоть врангелевским, хоть орденским.
Так, значит, сейчас воплощаем мечту Игоря?
Сразу все встало на свое место: он рассказывал, как в ходе их эксперимента по поиску в дебрях реальностей мертвеца Артура с подругой очутился в мире своего недописанного романа о вторжении орд Батыя в условную Русь. [73] Без подробностей, которые затрагивали слишком много личного.
Интересно, очень интересно. Ростокин сожалел, что таланта и убежденности ему не хватило, чтобы удержать реальность, о которой он много лет страстно мечтал. Ту, где он, молодой князь Мещерский, доверенное лицо великого князя Михаила (фигуры вымышленной, но совместимой одновременно с Александром Невским, Дмитрием Донским, Иваном Четвертым), встретил любимую княжну Елену в драматических обстоятельствах, спас, естественно, и едва не обрел чаемое счастье.
73
См. «Андреевское братство».
Смешно, конечно, вообразить такое цинику Шульгину, выросшему в совсем иную эпоху, что и через сто лет двадцатилетние юноши станут восхищаться и увлекаться сюжетами в стиле Вальтера Скотта или Бестужева-Марлинского, а вот поди ж ты!
Когда-то, не вдаваясь в подробности, Игорь рассказал ему о том, что случилось в том астральном походе, но крайне скупо, поскольку совсем другие проблемы их тогда занимали.
Вбросил Шульгин романтического мужчину из благостного 2056-го в жестокий девятьсот двадцать четвертый, и тот себя проявил там достойно. А теперь оказывается, что не так уж слаб оказался и воображением, если смог принять в придуманном мире реального человека. Тоже близок к уровню Держателей (или Удержателей) своих мыслеформ.
Воспоминаний хватило, чтобы включиться в сюжет.
– Лесом я прошел, Игорь. Акинфа твоего не встретил. Татар тоже. Но людей со мной нет. Один я… Так уж получилось.
И внимательно посмотрел на «князя», как он отреагирует, рассыплется ли самодельная реальность, вспомнит ли Ростокин свою истинную сущность, хоть какую, кроме придуманной. Очень бы просто стало, если б тот воскликнул: «Александр Иваныч, слава богу, вы пришли, и наваждение кончилось, а то ведь прошлый раз в окошко постучали, когда я письмо великого князя собрался прочесть, дверь открыл – а там яркое утро, Артур стоит на пороге, и княжна исчезла, и все…»
И они бы вместе начали думать, как выбираться обратно. Вдвоем с таким напарником гораздо легче.
Но Ростокин полностью оставался в образе.
– Поесть хотите? В печи горшок щей и сковородка жаркого томятся. Выпить тоже найдется. Только минутку подождите, взгляну, как там княжна. Жар бы не прикинулся…
Молодой князь ушел. Поразительно, какая интересная конструкция выстроилась. Лексика у Ростокина, человека середины ХХI века, совпадает и с той, которой пользовался Шульгин, и одновременно слегка стилизована, не под конкретный ХII или ХV век, а вообще, под условную старину. Помнит Шульгина и не сомневается в наличии княжны, лежащей в соседней комнате. Вдобавок эта лубочная реальность, в которой Сашка сейчас пребывает, выглядит весьма достоверной. По ощущениям. Даже сорок первый год разил кинематографом в стиле Озерова, а здесь – как дома.
Стены, печка, запах керосина, табака – все натуральное до последней крайности.
– Хорошо, – сказал Ростокин, вернувшись. – Спит. Пропотела после баньки да медовухи, дышит ровно, даже улыбается…
Видно было, что и он сейчас счастлив.
Почему бы и нет? Прошлый раз задание и что-то еще помешали ему остаться в придуманном для cебя мире. Артур появился совсем не вовремя. Сейчас – мгновенье длится …
– Рад. Надеюсь, к утру совсем здорова будет, – сказал Шульгин. – Если время позволит, еще раз в баньку, чаю с малиной-калиной, медом, и снова в постель. Аспирина у тебя, думаю, нет? Или чего посильнее?
– Да откуда же? – на секунду выпал Ростокин из образа и немедленно в него вернулся: – Зато трав всяких много, монахи из Пустыни сушили и собирали. Если, упаси боже, болезнь княжну прихватит, отец Флор много в лечебном деле искусен, к нему обращусь…
Так, это направление пора оставить. Далеко заведет.
Шульгин демонстративно перекрестился.
– Да пребудет с нами сила Его! А то и так обойдется. Неси на стол, что обещал. Карта у тебя имеется?
– Как же, всенепременно…
Примитивная стилизация, но Ростокину, наверное, так те времена и представляются.