Скорпионы. Три сонеты Шекспира. Не рисуй черта на стене. Двадцать один день следователя Леонова. Кольт одиннадцатого года

Серба Андрей Иванович

Водитель посмотрел на него:

— Никак и у тебя не все чисто?

Леонов кивнул головой.

— Есть маленько. Жена с печенкой четвертый день мается. Ребятишки малые одни. Хоть разорвись. А тут еще и это подбросили, — майор глубоко вздохнул.

— Где живешь-то? — спросил водитель, участливо глядя на Леонова.

— Да живу-то в заводском.

Шофер как-то недоверчиво дернул плечами:

— Я там давно проживаю. Многих знаю. Тебя не встречал.

Майор повернулся к нему и улыбнулся.

— Ты чего? — машина вильнула, Леонов

качнулся.

— А вот это не надо, — майор кивнул на капот, — так ведь можно и покорябать… Знать-то меня откуда можете? Я там недавно снял комнату.

— Что, и своего угла нет? — шофер сбросил скорость и плавно перевел рычаг.

— Нет квартиры…

— Н-да-а… Так куда мне подрулить?

— Да выбросите в центре, а тут я сам… Спасибо и на том, что хоть сюда добросили.

— Ты вот что, начальник, не торопись. Бабка моя привыкла к поздним моим возвращениям. Малых деток у нас нет. Так что располагай мной. Дело у тебя наиважнецкое. Издеваться над людьми. Это… Это просто… черт знает что! Если что, на меня рассчитывай.

Леонова растрогало такое участие, он тепло посмотрел на своего спутника.

— Благодарю, отец, но уж извини, с этим как-нибудь сам…

— Да чего… Ты сейчас куда?

— В больнице надо побывать, у самой, у пострадавшей узнать, что да как. Да и дом тот надо посетить. Соседей поспрашивать, может, кто что видел.

— Так что тебе хоть разорвись?

— Выходит, — майор развел руками. Оба рассмеялись.

— Ты в этих местах долго пробудешь? — спросил водитель.

— Да кто его знает. Как пойдет. Долго и сам… того… не могу. Майор вздохнул. — Выясню только обстановку и надо срочно домой. А потом к жене в больницу… Успеть бы.

Леонов посмотрел на часы. Водитель покосился на свои.

— Времени в обрез… А что, жинка в другой больнице?

— В другой.

— Жаль, конечно, но ничего не поделаешь. Не вешай нос, майор. Как-нибудь прокрутимся.

Майор опустил стекло.

— Нос никто не вешает. Не в таких переделках пришлось бывать.

Мимо проплывали высотные дома. Их фасады с многочисленными балконами чем-то напоминали пчелиные соты. День быстро клонился к вечеру. Кое-где в квартирах начали вспыхивать огоньки, дорога повернула, и машина стала медленно подниматься вверх по улице. Дома, приближаясь, проваливались вниз, как зубцы гигантской шестерни, уходящие в мрачный зев редуктора. Дорога порой настолько близко приближалась к постройкам, что хорошо было видно, как хозяйки хлопочут, накрывая на стол. Майор не выдержал, вздох зависти вырвался у него: живут же люди, сейчас всей семьей сядут за ужин, а тут… Он провел рукой по впалому животу и поддернул ремень.

— Не вздыхай, майор, и на твоей улице будет праздник. Так вначале тебе куда?

— Мне-то? — задумчиво переспросил Леонов, но затем, точно придя в себя, оживленно ответил:

— Знаете, все равно. Хотелось бы у самой все узнать. Но и на месте надо побывать, как говорится, по горячим следам. Мне помнится, улица Гагарина где-то

рядом. Давайте туда.

— Номер дома не забыл?

— Не забыл. Двенадцать. Квартира сто девятнадцать. Вот только, где он?

Леонов завертел головой.

— Это мы сейчас узнаем.

Водитель, догнав шагавшего неподалеку парня, тормознул, спросил, как проехать.

— Через два дома, — парень махнул рукой вперед, — увидите переулок. Свернете направо. Подниметесь по нему, упретесь в ограду — ваша дорога налево. Этот дом, кажется, будет третий, или четвертый, там спросите.

Когда они, отыскав дом, въехали во двор, в нем толпились люди, с жаром что-то обсуждая.

— Ишь, как растревожило, — сказал шофер не то с упреком, не то с одобрением, кивая на толпу.

— Тормозните здесь, — попросил майор. Шофер послушно выполнил приказ. Леонов приоткрыл дверцу.

— Сейчас, как пить дать, никто ничего не видел…

Он вылез из машины, одернул гимнастерку, чуть сдвинул фуражку и быстрым шагом направился к толпе.

— Здравствуйте, — негромко сказал он.

— Здрасте, — повернулась к нему немолодая дородная женщина. Она уперла в бока свои полные, дряблые руки. Отвислый, объемистый живот заколебался. — Явился! Смотрите, — она протянула руку в сторону Леонова, — полюбуйтесь на него! Человека заживо сожгли, а он только явился!

— Да они завсегда так, — подхватила молодая грудастая баба со злыми накрашенными глазами. — Они или куплены, или сами занимаются этим. Куда им торопиться.

— Они, как пожарники, — хихикнул седовласый худощавый старик в яркой бумазейной рубахе, — дом сгорит, тогда они являются.

— За что только люди деньги получают…

— Народные, — подхватил дед, подняв палец.

Не уступала и молодуха:

— Людей, как липок, обдирают: за то отдай, за другое отдай, а эти…

— Да что говорить, распустила всех перестройка: спросу никакого нет, что хотят, то и делают.

Говоривший, плотный, приземистый мужик с двойной макушкой, выделявшейся на облысевшей голове, смотрел мимо Леонова. Его молча слушал высокий, лет шестидесяти, сосед в кепке, натянутой до самых глаз. Вмешался старик:

— А вот раньше…

— Да что раньше, — перебил старика здоровенный верзила в тельняшке, выглядывающей из-под ворота рубахи. — Раньше, раньше… — От этих резких слов дед стал, словно меньше ростом.

— Знаем, как раньше. Сейчас все высвечено… Раньше… До чего довели.

— Не мы довели, — дед пришел в себя и стал наступать на верзилу, — нами так руководили.

— А почему? — бросил через плечо парень. — Сказать нечего, вот и молчи.

Парень так взглянул на старика, будто тот был главным виновником случившегося. Дед насупился, но его в обиду не дала стоявшая неподалеку старуха. Оттеснив деда, она встала впереди него.

— Ты чего напал на человека? Он тебе в отцы годится. Ишь грамотей нашелся.

Угластые руки старухи со скрюченными пальцами замелькали в воздухе.