Скотство и чуть чуть о плохих грузинах
Шрифт:
Ну, потому что романс такой есть на слова Ивана Тургенева.
Между прочим, Гоги, он хоть и грузинский бандит, но очень образованный и местами даже очень воспитанный мужчина.
Алиска проснулась и указательным пальчиком принялась водить по волосатой груди своего любовника.
Волос был густой, жесткий, весь в завитушках и сплошь седой.
Утро Алискино,
Утро седое
Груди грузинские
Снегом покрытые…
– Ты что про что там поешь? – проснувшись, спросил Гоги, – шени диди дзудзуэби минда макацо* сноска: "шени диди
Алиска вывернулась, гибко, словно кошечка, изогнувшись спинкой, грациозно соскользнула с постели на пол.
Подошла к роялю, открыла крышку, взяла на пробу пальцев пару аккордов, еще больше выпрямила и без того балетную спинку и запела низким меццо-сопрано, взяв гораздо ниже своих возможностей, почти под мужской трагический баритон, Утро туманное, Утро седое, Нивы печальные, Снегом покрытые.
Нехотя вспомнишь
И время былое,
Вспомнишь и лица
Давно позабытые,
Алиска почувствовала как сильные и ласковые ладони Гоги прокравшись сзади и проползя у нее под мышками, крепко взяли ее груди.
Вспомнишь обильные
Страстные речи,
Взгляды, так жадно
И нежно ловимые,
Продолжала петь Алиса, закрыв глаза и откинув голову мягким затылком в твердый живот любовника.
Первая встреча,
Последняя встреча,
Тихого голоса
Звуки любимые,
Теперь уже мощным дуэтом пропели они с Гоги вместе.
Вспомнишь разлуку
С улыбкою странной,
Многое вспомнишь
Родное далёкое,
Слушая говор
Колёс непрестанный,
Глядя задумчиво
В небо широкое,
С последним аккордом Алиска захлопнула крышку рояля, повернулась лицом к своему любовнику и начав жарко облизывать его тренированный рельефный боксерский живот, стала опускаться все ниже и ниже…
– У нас на телевидении скоро большие перемены грядут, – сказала Алиска, когда они отдышавшись выкурили одну сигаретку на двоих.
– Что такое? Какие перемены? – изобразив озабоченность, спросил Гоги.
– Каналу федеральный статус придают, все поменяется, и сетка и формат.
– И что?
– А могут и мой проект закрыть, вот что.
Гоги нахмурился. Ему менее всего хотелось теперь показаться неспособным влиять на события. Это было бы как-то не по грузински и не по мужски.
– Может им снова денег дать? – с сомнением спросил он.
– Э-э, там на Останкино такие деньги сейчас, что с твоими там делать нечего, – сказала Алиса. Сказала и пожалела, потому как Гоги буквально взвился, как будто увидал гремучую змею в их скомканных простынях.
– Ты что говоришь, дура, ты не понимаешь, что говоришь, я если надо, всех их куплю, потом продам и снова куплю.
Алиса поняла, что наступила на больное грузинское самолюбие. Она ведь в Финляндии росла с ребятами определенного заторможенного темперамента, обусловленного и климатом, и потомственной склонностью народа к алкогольной зависимости, поэтому, опыта общения с настоящими горячими парнями не имела. И часто нарывалась, как нарвалась и в этот раз.
– Ну, прости, дура я, не понимаю в жизни ничего, – надув губки и держась за мгновенно покрасневшую после полученной оплеухи щеку, – сказала Алиса.
– Правильно, не понимаешь, шени дэда,* – фырчал Гоги. В гневе он был похож на перегретый кипящий самовар, когда тот уже закипел, а дрова в его топке еще не прогорели. Он фыркал, плескал изо всех щелей кипяток и вообще, начинал плохо-плохо говорить по русски (сноска) шени дэда – твою мать (груз) В знак замирения еще раз занялись любовью и еще раз выкурили одну сигаретку на двоих.
– Она меня публично в жопу трахнула, она меня опустила, – в полу-истерике орал Максим.
– Ничего, вот твой месячный гонорар и премия за хороший старт, – сказал Сева, протягивая Максиму конверт, – пять штук баксов премия тебе, неплохо ведь?
Сева и Золотников были довольны.
Газеты писали, что открывшийся на Сызранской новый ночной клуб Максим Деголяс – станет по всей видимости самым модным из пикантных заведений своего рода, что туда уже ходят такие знаменитости, как Алиса Хованская, что программу там ведет недавно ушедшая с телевидения звезда ночного эфира Максим Тушников и что там есть куда поставить дорогостоящий автомобиль.
Чего еще желать владельцам клуба?
После того, как Максимка успокоился, поехали к Золотникову креативить.
На этот раз в предбаннике ни минуты не ждали, Сева открыл дверь ногой, а секретарша улыбалась им как лучшему из своих любовников в предвкушении 25 см.
Золотников был радостно возбужден.
– Один раз – не пидарас и рифмуется с деголяс, – похохатывал он, дружелюбно похлопывая Максима по спине.
Шеф бегал по кабинету в нервном возбуждении и потирал руки – О-кей, подчинимся инерции движения, как в борьбе айкидо, используем движение сделанное противником в нашу пользу, – сказал он остановившись посреди кабинета в задумчивости и изобразив на лице радость откровенного озарения, – Хованская сказала, что деголяс – пидарас, так мы и не будем отнекиваться, а даже усилим эту позицию, поменяем имидж Максима, повесим ему на шею шоколадный член…
– Что? – нервно сглотнув слюну, переспросил Максим, – что повешу?
– Член повесишь себе на шею и будешь с ним по клубу ходить, – Гриша снова хохотнул, – вот тогда будет настоящий деголяс.
– Полный шиздипец! – утвердительно кивнул Сева, – так и сделаем.
В клубе началась рутина ежедневной работы.
ТРЕТЬЯ ГЛАВА