Скованные одной цепью
Шрифт:
— Прошу тебя, — сказал Майрон.
— Брэд не хочет тебя видеть.
Голос у нее был как у капризного подростка, но слова прожигали насквозь.
— Он так сказал?
Китти кивнула. Майрон попытался было посмотреть ей прямо в глаза, но ее взгляд блуждал, ни на секунду на нем не останавливаясь. Майрону пришлось отступить на шаг и взять себя в руки. «Забудь прошлое. Постарайся наладить контакт».
— Вот если бы все можно было переиграть, — начал он. — Ты и представить себе не можешь, как я сожалею обо всем, что случилось.
—
«Не отступай, — повторял про себя Майрон. — Ты должен найти с ней общий язык».
— Китти, ты представляешь себе, что значит жалеть о чем-то? То есть я вот что хочу сказать: тебе никогда не хотелось вернуться назад и сделать что-то чуть-чуть иначе, и тогда повернулось бы все, вся твоя жизнь? Скажем, взять у светофора не налево, а направо? Или что было, если бы ты не взяла в руки ракетку, когда тебе исполнилось — сколько? — три, кажется, года? А я бы не повредил колено и не стал агентом, ты не познакомилась с Брэдом? Никогда о таких вещах не задумывалась?
Может, с его стороны это были маневры или театр, но из этого не следовало, что его слова — неправда. Майрон почувствовал себя изможденным. Какое-то время они просто молча стояли. Их мир тихо почил, а вокруг стоял ярмарочный шум и гвалт торгового центра.
Когда Китти наконец заговорила, голос ее звучал кротко и едва слышно.
— Все не так.
— Что не так?
— Всякий о чем-то жалеет, — сказала она, глядя в сторону. — Но назад возвращаться не хочется. Если бы я повернула направо, а не налево, или в жизни не видела теннисной ракетки, видимо, мы не встретились бы с Брэдом. И у нас не родился бы Микки. — При упоминании о сыне глаза ее наполнились слезами. — И как бы то ни было, что бы там ни произошло, от этого бы я никогда не отказалась, и потому незачем мне возвращаться в прошлое. Сложись все чуть-чуть иначе: скажем, получи я в шестом классе по математике не четверку, а пятерку, — могла начаться цепная реакция, и какой-то один сперматозоид пошел бы не тем путем, и все — Микки бы не было. Понимаешь?
Имя племянника, которого он никогда не видел, было для Майрона как нож в сердце. Он изо всех сил старался говорить ровно.
— А какой он, Микки?
На мгновение исчезла наркоманка и исчезла теннисистка, Китти раскраснелась.
— Он лучший ребенок в мире. — Она улыбнулась, но Майрон угадывал за этой улыбкой отчаяние. — Умный, сильный, добрый. Нарадоваться на него не могу. Он любит играть в баскетбол. — Китти слабо усмехнулась. — Брэд говорит, он может тебя превзойти.
— Хотел бы я посмотреть, как он играет.
— Нет. — Китти напряглась, на лице появилось замкнутое выражение, словно дверь с грохотом захлопнулась.
Она ускользает от него — пора менять тактику. Надо лишить ее уверенности в себе.
— Зачем ты вывесила на стене Сьюзи эти слова — «ЧУЖОЙ»?
— О чем это ты? — вскинулась Китти, но в голосе ее не было уверенности. Она открыла сумочку и принялась рыться в ней. Майрон нагнулся и увидел две смятые пачки сигарет. Китти вытащила одну, сунула сигарету в рот и вызывающе посмотрела на него, словно ожидая продолжения. Но Майрон молчал.
Китти двинулась к выходу. Майрон пристроился рядом.
— Да брось ты, Китти. Я ведь знаю, что это ты.
— Мне надо выкурить сигарету.
Они прошли между двумя ресторанами — «Рубиновым вторником» и «Макдоналдсом». Перед последним возвышалось на редкость безвкусное скульптурное изображение клоуна Роналда Макдоналда. Роналд улыбался во весь рот, лицо его было размалевано, и выглядел он так, словно подмигивал любому проходящему мимо. Интересно, подумал Майрон, детям этот тип, должно быть, в ночных кошмарах является. Когда Майрон не знал, что предпринять, то именно о таких предметах и задумывался.
Китти щелкнула зажигалкой, глубоко затянулась и выпустила длинную густую струю дыма. Вокруг в поисках места для парковки медленно скользили машины. Китти сделала очередную затяжку.
— Китти? — выжидательно сказал Майрон.
— Напрасно я это.
Ну вот. Сама призналась.
— Так зачем же ты это сделала?
— Наверное, добрая старомодная месть. Когда я была беременна, она сказала моему мужу, что ребенок не от него.
— И ты решила отплатить ей той же монетой?
— В тот момент казалось, что это правильный ход.
Ну да, в начале четвертого утра. Ничего удивительного.
— И сколько же ты тогда выпила?
— Что? — Это была ошибка. — Не важно.
— Ничего, я расслышала, что ты сказал. — Китти тряхнула головой, бросила окурок на землю и затоптала его каблуком. — Занимайся своим делом. Я не хочу, чтобы ты вмешивался в нашу жизнь. И Брэд тоже не хочет. — В ее глазах снова мелькнула какая-то искорка. — Мне пора.
Она повернулась было, но Майрон положил ей руки на плечи.
— Китти, неужели тебе нечего мне сказать?
— Убери руки.
Майрон не послушался. Он смотрел на нее и все больше убеждался, что если какую-то нить между собой и Китти ему удалось протянуть, то теперь она порвалась. Китти выглядела как загнанный в угол зверек. Загнанный в угол злобный зверек.
— Убери. Немедленно. Руки.
— Брэд никогда тебе этого не простит.
— Чего не простит? Оставь нас в покое. Может, ты и хотел бы забыть, что нам сделал…
— Успокойся и выслушай меня.
— Руки прочь! Немедленно.
Нет, разговаривать с ней бессмысленно. Ее упрямство взбесило Майрона. Он чувствовал, как кровь закипает в жилах. Он думал обо всех ее безобразных выходках — о том, как она лгала, как вынудила его брата сбежать из дому. И как кололась в клубе и что проделывала с Джоэлом Фишменом.
— Ты что, Китти, последние мозги потеряла?
— О чем это ты?
Он наклонился к ней почти вплотную и сказал сквозь зубы: