Скрипка синьора Орланди
Шрифт:
– Не знаю, - испугался мальчик, - я только хотел немного поиграть на ней, но потом... потом что-то случилось со мной, я, наверное, в обморок упал и уронил скрипку, а где она сейчас - не знаю...
– Поиграть на музейном экспонате?
– задохнулась злым изумлением Адельфина Кузьминична.
– На скрипке Антонио Страдивари, которой цена миллион долларов?! И кусачки эти ты, наверное, нарочно с собой притащил, чтобы вдоволь помузицировать?
И хранительница сунула прямо под нос Володе кусачки, оставленные им возле шкафа, а потом, повернувшись к директору,
– Я вас предупреждала, Надежда Леонидовна, я вам говорила - вы меня не послушали, и теперь прошу, сейчас же позвоните матери этого... типа и, она ядовито улыбнулась, - вашей хорошей приятельнице, и немедленно пригласите её сюда! Нет, не пригласите, потребуйте, чтобы она приехала! Я же вызываю оперативных работников! С розыскными собаками! Я не позволю разворовывать драгоценнейшую, уникальную коллекцию, единственную, можно сказать, во всем мире! Сережа!
– прокричала она кому-то, наверное охраннику.
– Никого из здания музея не выпускать!
– На последнем слове Адельфина Кузьминична взвизгнула, как щенок, которому нечаянно наступили на лапу.
Володю отвели в кабинет директора. Надежда Леонидовна с ним вместе не осталась, но, покидая кабинет, щелкнула замком, закрывая "типа" на ключ. Володя сидел на стуле, свесив голову на грудь и положив руки на колени. Он чувствовал внутри пустоту и холод. Так тоскливо и плохо ему давно не было. Больше всего он боялся сейчас взгляда мамы, не сердитого, не осуждающего, а печального и жалкого. Но в дальнем уголке его сознания сейчас трепетал едва теплившийся огонек - Володя понял, что исчезнувшая скрипка Орланди на самом деле заключает в себе страшную тайну, так и не разгаданную им.
Первым прибыл оперативник в штатском - молодой, жизнерадостный и красивый, но без собаки. Заскрежетали ключи, и в сопровождении директора и хранительницы фондов он вошел в кабинет, остановился перед Володей, поиграл на раскрытой ладони ключами от автомобиля и сказал:
– Ладно, пойдем в зал, похититель скрипок.
Когда все снова оказались рядом с открытым шкафом, оперативник, посмотрев на отверстия в стенде, из которых торчали куски проволоки, спросил у Володи:
– Вот этими кусачками перекусил?
Веселый тон милиционера ободрил Володю, и он ответил:
– Да. Кусачки я взял в архиве, это внизу, я там работаю.
– Ага, понятно. Ну-ка, расскажи нам, что случилось и зачем ты снял скрипку.
Володя не заметил того, как за его спиной, всего шагах в двух, встала мама, не понимающая еще, для чего её вызвали в музей, а поэтому скорее растерянная, чем испуганная.
– Значит, так, - заговорил Володя, - мне очень хотелось провести смычком по струнам скрипки, вот я и взял кусачки...
– Ах, какие мы тонко чувствующие, надо же - провести смычком по струнам!
– с ехидным смехом выплеснула из себя хранительница.
– А почему, скажи на милость, тебе захотелось сделать это именно со скрипкой Страдивари? Почему не с этой, не с этой или вон той!
– И Адельфина Кузьминична поочередно тыкала пальцем в деки инструментов, забыв,
– Да, на самом деле, почему ты решил поиграть на скрипке мастера Антонио Страдивари?
– спросил оперативник, прочитав название на этикетке.
– Это не скрипка Страдивари, - угрюмо сказал Володя, понимая, что ему не оправдаться, если не расскажет о документе.
– Это скрипка мастера Орланди, и она, как я понял, способна, когда на ней играют, сделать человека почти безумным, довести до обморока. Я покажу вам документ, доказывающий это!
– Ха-ха-ха!
– деланно рассмеялась Адельфина Кузьминична.
– Ты эти бредни своей мамочке рассказывать будешь. А вот, кстати, и она!
– увидела Адельфина Кузьминична Володину маму. Он сразу резко обернулся и встретился глазами с вопрошающим взглядом матери.
– Подходите поближе, Виктория Сергеевна, подходите! Вас поздравить можно - ваш сынуля украл скрипку Страдивари! Ради этого он и устроился в музей, ради этого все ходил вокруг витрины, допытывался о том, как она открывается, да есть ли сигнализация. Мне говорила смотрительница, говорила! И вот сегодня он, вскрыв витрину, перерезал кусачками...
– Замолчите!
– грозно сказала мать Володи.
– Мой сын никогда ничего не крал! Он так же далек от преступления, как вы от культуры, любезнейшая. Сейчас он мне сам скажет: Володя, ответь, для чего тебе было нужно снимать скрипку? Говори правду!
Володя знал, как тяжело сейчас маме, а поэтому старался ответить со всей искренностью:
– Мама, честно, я хотел только услышать, как скрипка звучит. Когда я провел смычком по струнам, не помню, раза три или четыре, то потерял сознание... Не знаю, сколько времени я находился в обмороке, а когда очнулся, мне сказали, что скрипка исчезла, но я тут ни при чем! Ни при чем, ты мне веришь?
Последние слова Володя выкрикнул едва ли не с рыданиями, а милиционер быстро спросил у мамы:
– Ваш сын когда-нибудь падал в обморок?
– Да, пару раз с ним это случалось, - вздохнула мама.
– Он такой... возбудимый.
– Понятно, - кивнул оперативник, - а теперь мне бы надо вот у этих женщин кое-что спросить. Подойдите к нам!
– подозвал он смотрительниц и, когда те нерешительно приблизились, спросил у одной из них: - Прошу вас, скажите, где вы были, когда заиграла скрипка?
– А вот в том зале соседнем была, - показала рукой старушка на вход в зал.
– Итак, вы услышали звуки скрипки? Да? Вы удивились? Вы насторожились? Прошу остальных смотрительниц тоже подумать, как ответить на мой вопрос.
И бабульки друг за другом стали говорить, что они хоть и услышали звук скрипки, но вначале не придали этому особого значения - инструменты, когда их протирают, то и дело издают какие-то звуки, но они услышали ещё и какой-то шум - точно упал кто-то, а поэтому минуты через три решили посмотреть, не случилось ли чего. Подошли к открытой витрине и увидели возле неё лежащего мальчика. Он был без сознания, и никакой скрипки рядом с ним они не увидели.