Скрипка синьора Орланди
Шрифт:
– Без сознания!
– всплеснула руками Адельфина Кузьминична.
– Этого никто твердо сказать не может: в обмороке ли он был или просто притворялся. Неужели от звука скрипки можно упасть в обморок?
– Да, именно поэтому, - сказал Володя тихо.
– Если бы вы прочитали то письмо, то поняли бы: эта скрипка необыкновенная...
Рассмеялась не только хранительница фондов, но и оперативник, совсем недавно занявшийся расследованием преступлений по горячим следам. Так и светясь от мальчишеской улыбки, он спросил у Володи:
– Необыкновенная, говоришь? Волшебная, значит? Ну так, значит, у неё внезапно крылышки выросли, и она улетела в окно. Форточки открытыми были?
– Да при чем тут ваши неуместные шуточки?
– строго вступила в разговор мама.
– Дело идет о чести моего сына, а вы тут иронизируете. Я уверена, что, пока он лежал в обмороке, кто-то взял скрипку и ушел с ней. Для этого хватило бы и минуты! Нужно допросить всех, кто был в музее в это время.
– Ну, меня допросите!
– поджала губы Адельфина Кузьминична.
– И вас допросить тоже нужно!
– не смутилась мама.
– А за голословные обвинения моего сына в воровстве я на вас ещё в суд подам.
– Глядите-ка, напугали! Лучше бы воспитывали его как следует, огрызнулась хранительница, а оперативник сказал:
– Так, сейчас не время для ссор. Действительно, соберите всех, кто находился в здании музея в то время, когда Володя лежал в обмороке. Значит, смотрительницы, их я уже опросил. Еще кто?
– Я, директор музея, - шагнула вперед Надежда Леонидовна.
– Отлично. Еще кто?
– Главная хранительница фондов, - сказала Адельфина Кузьминична.
– Но уж меня-то в воровстве вы не можете обвинить. Музей - это мое детище, к тому же я здесь главное материально ответственное лицо. Внизу ещё сидит охранник Сергей. Его позвать?
– Зовите!
Адельфина Кузьминична сама сбежала вниз по лестнице, и скоро наверх, в зал, поднялся вперевалку краснощекий парень-здоровяк в камуфляжной, как и положено охранникам, форме.
– Скажите, вы слышали звук скрипки? Это примерно час назад было. Так ведь?
– уточнил следователь у смотрительниц, и те дружно кивнули.
Парень закатил глаза под не слишком выразительный лоб, провел рукой по стрижке "ежику" и ответил:
– Нет, точно, никаких звуков скрипки я не слышал.
– Понятно...
– побарабанил оперативник пальцами по стеклу витрины. Ну, а тогда скажите, час назад мимо вас на улицу кто-нибудь проходил?
И снова глаза парня исчезли под нависшими надбровными дугами, и он, словно вспомнив что-то важное, сказал:
– Значит, так, выходили, человека три или четыре, но кто именно, я не рассмотрел.
– Ну... они хотя бы были музейными работниками или это были посторонние?
Сергей подвигал в разные стороны нижней челюстью и пожал покатыми плечами:
– А кто их знает. К каждому я не приглядывался. Может, наши, а может, и нет.
Охранника отпустили, и тогда оперативник в первый раз нахмурился:
– Глухое, думаю, дело ваше, господа музейные работнички. Мальчик, думаю, только в том и виноват, что самовольно скрипку снял. Взял её кто-то из случайных людей, увидел - лежит скрипка рядом с мальчиком, вот и явилась мгновенно воровская мысль. Поищите её у себя в помещениях. Далеко её, наверное, унести не могли.
Оперативник сделал вид, что собирается уходить, но Адельфина Кузьминична просто вцепилась в него клещом:
– Нет, вы так не уйдете! Украдена скрипка Страдивари! Ей цена миллион долларов. Что мы будем делать? Вы должны забрать этого молодчика в Кресты, на Лубянку, куда хотите, но только выведайте у него все. В обморок он упал! Какая дикая чушь! Он просто притворился! Он - сообщник преступников! Он сам преступник!
– Напишите заявление...
– только и сказал ей оперативник через плечо, когда уже шел к лестнице.
Адельфина Кузьминична кричала, обещала жаловаться, набрасывалась на Володю, начинала дергать его за воротник, требовать рассказать "всю правду". Мальчик молчал. Ему было все равно, точно кто-то вынул из него, как из заводной игрушки, механизм, приводящий в действие чувства, волю и разум.
5
"ОН РАСКОЛОЛСЯ, КАК ГНИЛОЙ ОРЕХ!"
На другой день Володя в музей не поехал. Нет, не потому, что уже ничто не звало его туда или было стыдно. Он бы и в архиве поработал, и ничуть не постыдился бы смотреть в глаза даже самой Адельфине Кузьминичне. Конечно, он отчасти был виноват в том, что скрипка пропала, - не сними он её со стенда, она, может быть, так и висела там по сию пору. Но в воровстве Володя не участвовал, а поэтому его совесть была чиста. Не поехал же он в музей потому, что его не пустила мама. То, что случилось с Володей, а в особенности обвинения хранительницы фондов мать переживала страшно. Больше всего её волновало, что и саму её могли счесть соучастницей преступления. Но и подозревать Володю она никому не могла позволить.
Через день прямо домой к Володе приехал веселый оперативник.
– Слушай, Вовка, - сказал он со смешком, - а ты на самом деле не спер ли эту скрипку?
Володя посопел и мрачно ответил:
– Как же я мог её спереть? Вначале поиграл на ней, чтобы привлечь внимание, потом быстро где-нибудь спрятал, а после в обморок упал или только прикинулся?
– Нда, действительно не стыкуется, - почесал затылок милиционер. Знаешь, вполне может быть, что это кто-то из сотрудников моментом воспользовался. Выходили же какие-то люди после твоего обморока? Впрочем, я всех допросил, кто задерживался в тот день после работы, но как их расколоть?
В тоне оперативника, в его привычке почесывать затылок Володя заметил столько неопытности и растерянности, что в душе пожалел незадачливого сыщика.
– Знаете, - сказал он серьезно, - я подозреваю, кто взял скрипку.
– Подозреваешь?
– метнул на него строгий взгляд милиционер.
– И молчишь? Ну, говори!
– А хранительница её взяла, Адельфина, мегера эта.
– Да ты что?!
– искренне изумился оперативник.
– Точно! Вы слышали, как она там выла? Без причины так себя не ведут. Она - старая дева, несчастный человек, музей у нее, видите ли, дитя родное. Она нарочно взяла скрипку, чтобы, во-первых, унизить меня и, значит, мою маму. Вы же видели мою маму - красивая, счастливая, подруга директорши! А потом ей это нужно было, чтобы привлечь к музею внимание властей и выбить финансирование на оклады работников, на усиленную охрану, на новую сигнализацию, противопожарные средства. Я знаю, она все время жаловалась на это.