Скрипка синьора Орланди
Шрифт:
– Как это вы почувствовали?
– так и замер Володя.
– А вот по своему личному состоянию и определила. Я, когда слушать Маркевича стала, мне так хорошо было, точно полетела я куда-то, а потом, наоборот, меня охватила тревога. Стала думать, не оставила ли я дома утюг включенный, когда на работу шла, платье вот это гладила. И тревога эта в такой сильный страх перешла, что мне бежать домой из зала захотелось. Вдруг кто-то крикнул: "Газ! В зале пахнет газом!" И все, как по команде, вскочили с мест, закричали, стали протискиваться к выходу, бежали, отталкивали друг друга, падали.
– А скрипач?
– так и трясся от волнения Володя.
– Он что же, все продолжал играть?
– Ой, что вы! Со скрипачом тоже неладное случилось. Почти одновременно с паникой в зале Маркевич вдруг совсем как-то сильно покривился, пошатнулся, скрипку из рук выпустил, да и упал на сцену. Ну, занавес, конечно, опустили. Вот такие, молодой человек, у нас вчера дела происходили. Так что не знаю, стоит ли вам скрипача отыскивать.
Вторая женщина, глубоко вздохнув покачав головой, сказала:
– Вот страсти-то! Если б я вчера здесь была, не знаю, чтоб со мной случилось. Я ведь нервная! А все время наше поганое виновато: наркотики кругом, пьянка, людей убивают да взрывают, вот и стали мы все ненормальные. Ох, жизнь распрекрасная!
Но Володя уже шел вниз, к администратору, чтобы узнать, где он мог бы найти Маркевича. Именно теперь, после кошмара в концертном зале, сердечное участие, думал Володя, было бы скрипачу как нельзя более кстати.
Администратор выслушал вежливую просьбу Володи и, подумав, назвал адрес скрипача Маркевича. Да, старушка не ошиблась. Жил музыкант в гостинице "Европа", то есть в двух шагах от концертного зала. Правда, не было гарантии в том, что он не уехал, и Володя молил Бога, чтобы он оказался на месте. Удачей было и то, что Володя знал не только название отеля, но и номер.
Имея при себе изрядную сумму денег, Володя мог не скупиться, а поэтому через пять минут после выхода из филармонии в его руке пламенел большой роскошный букет пунцовых роз. С этими цветами он казался себе более солидным и представительным, поэтому когда швейцар в цилиндре, стоявший на страже у входа в "Европу", спросил, куда он идет, мальчик, не задерживаясь в проходе, на ходу бросил:
– В сто первый номер, к маэстро Маркевичу!
Однако, когда, ступая по мягкому ковру, он подходил к нужной двери, сомнения заставили Володю призамедлить шаг. Скрипач вовсе не обязан был отвечать на его вопросы, к тому же он наверняка все ещё дурно чувствует себя, если вообще не уехал поскорее в родную и теплую Одессу-маму из неприветливого Питера, где и концерт-то сыграть в нормальной обстановке нельзя - напустят какого-то газа!
Володя постучал.
– Ну, кто там еще?!
– раздался из-за белого пластика чей-то томный голос.
– Господин Маркевич, всего лишь букет от почитателей вашего таланта...
– проговорил Володя, краснея.
Скрипач, как видно, был человеком интеллигентным и отказать поклонникам в такой безделице не мог, даже находясь не в форме. Замок мягко проскрежетал, и в проеме распахнувшейся двери выросла высокая фигура музыканта с красивым, гордым лицом, похожим на орлиное, - нос крючковатый, с большой горбинкой, глаза блестят, а брови сведены на переносье. Густые, да ещё и вспушенные химической завивкой волосы маэстро делали голову огромной и круглой. "Одуванчик".
– Отчего-то подумалось Володе, который поклонился и протянул Маркевичу букет:
– Извините, господин Маркевич, что потревожил вас. Вчера я собирался прийти на ваш концерт, но не успел...
Лицо скрипача ожесточилось, сделав его ещё более похожим на орла. Маркевич, взяв букет, смотрел на Володю и раздумывал секунд десять, а потом сказал:
– А ну проходи! Кофе с тобой пить будем! Ты любишь кофе? Настоящий "Мокко"!
Володя с блеянием, в котором можно было разобрать слова "Да кто же не любит кофе", вошел в комфортабельный и просторный номер, правда, с неприбранной широкой кроватью. Маркевич же сразу включил в сеть электрокофеварку и плюхнулся на кресло рядом со столиком, заставленным чашками, бокалами, бутылками со спиртным. Плеснув себе в бокал коньяка, он выпил залпом и сказал:
– Прости! Вот так всю ночь лечусь! Если б не коньяк, не знаю, как бы я пережил то, что со мной случилось. Да ты садись, садись!
– Он коротким резким жестом указал на кресло напротив и спросил: - Коньяка не хочешь немного?
– Нет-нет, не надо. Лучше кофе.
– Тогда жди.
– Он вздыбил и без того пышные волосы и мрачно заговорил: - вчера я впервые в жизни побывал в гостях у самого дьявола и, признаться, больше к нему не собираюсь!
– Простите, я слышал, что на вчерашнем концерте случилось что-то. Будто газ...
– К черту газ! К черту!
– вскричал Маркевич, нервно жестикулируя. Про газ наболтали газетчики, телевизионщики, потому что в зале кто-то прокричал слово "газ". Нет, не было никакого газа, не было!
– А что же было?
– Что?
– замер Маркевич и вдруг поднялся.
– Была лишь одна моя игра. Я, скрипка и зал!
Скрипач налил кофе Володе и себе, а когда снова сел за стол, заговорил глухим голосом:
– Вчера, как я теперь понял после бессонной ночи, ко мне незадолго до концерта сюда, в номер, пришел... черт.
– Да что вы говорите?
– похолодел Володя, и чашка в его руке мелко-мелко затряслась.
– Да, милый мальчик, именно черт, потому что только посланцы ада могут творить то, что случилось вчера со мной. С виду это был самый обыкновенный мужчина, самой банальной наружности: лет сорока пяти, потускневший, как выцветшая ситцевая рубаха, линялый какой-то, впрочем, с хорошими манерами. Он тоже представился почитателем моего таланта, и я сразу заметил у него в руке скрипку в футляре. Пошаркав передо мной ножкой, он, поняв, что мне некогда, сказал:
– Господин Маркевич, не знаю, есть ли у вас скрипка работы великого Страдивари?
– Нет, я играю на старинной русской скрипке работы мастера Лемана. Тоже очень хороший инструмент.
– Но я думаю, любой уважающий себя виртуоз мечтает играть на скрипке Страдивари.
– Возможно, - сказал я уклончиво и начиная раздражаться.
– Вы мне хотите продать скрипку кремонца?
– Нет, не продать, а подарить, - сказал, улыбаясь, незнакомец.
– Вот она, взгляните.
И он достал из футляра скрипку прекрасной формы орехового цвета. Признаюсь, я немало держал в руках скрипок и играл на них. Играл на инструментах и великих итальянских мастеров, но этот экземпляр заставил мое сердце забиться быстрее. По форме вырезов-эфов, по тому, как была сконструирована головка, я сразу угадал в скрипке руку Страдивари, но что-то в ней было и особенное...