Скрипка

Райс Энн

— Благодарю, — я.

— Не многие способны понять язык музыки так, как ты.

— Благодарю, — прошептала я.

— Не многие стремились… к таким широким горизонтам. — Он казался удивленным, когда смотрел почти беспомощно на скрипку. Я промолчала. Он расстроился и уставился на меня.

— А что смычок? — спросила я, внезапно испугавшись, что скрипач уйдет, снова уйдет, исчезнет из мести. — Великий Страдивари и смычок изготовил?

— Возможно, хотя сомнительно. Он не очень любил тратить время на смычки. Но ты

и без меня знаешь. Этот смычок он мог сделать, мог, и, разумеется, ты узнаешь материал. — Он снова улыбнулся, как-то по-свойски и слегка удивленно.

— Разве? Мне кажется, что нет, — сказала я. — Из чего он сделан? — Я дотронулась до длинного широкого смычка. — Какой широкий! Гораздо шире, чем наши современные смычки.

— Для извлечения более тонкого звука, — пояснил он, разглядывая смычок. — А ты, оказывается, наблюдательна.

— Но это же очевидно. Любой бы заметил. Уверена, что публика в часовне тоже обратила внимание на то, что смычок необычно широкий.

— Не будь столь уверена. А ты знаешь, почему он такой широкий?

— Чтобы конский волос не дотрагивался до древесины — тогда можно играть более резко.

— Резко, — повторил он с улыбкой. — Резко. Я никогда об этом не думал.

— Ты часто сильно ударяешь по струнам. Для таких аккордов нужен слегка вогнутый смычок — разве нет? А что это за древесина? Какая-то особая. Не могу вспомнить. А ведь когда-то я знала эти вещи. Ответь.

— С удовольствием, — ответил он. — Мастера я не знаю, зато материал мне известен с тех времен, когда я еще был жив. Он называется фернамбук. — Призрак внимательно посмотрел на меня, словно ожидая реакции. — Что-нибудь вспоминается?

— Так, что такое фернамбук, я не…

— Он растет в Бразилии. И в те времена, когда изготовили этот смычок, фернамбук доставлялся только из Бразилии.

Я посмотрела на него немигающим взглядом.

— Ах да.

Внезапно передо мной возникло море, блестящее сверкающее, залитое лунным светом. А потом появились огромные волны. Картина была такой ясной, что вытеснила его, но тут я почувствовала, как он положил руку на мою. И я увидела его. Увидела скрипку.

— Неужели не помнишь? Подумай.

— О чем? — спросила я. — Я вижу берег, вижу океан, вижу волны.

— Ты видишь город, где, как сообщила тебе Сьюзен, во второй раз родился твой ребенок, — резко сказал он.

— Бразилия… — Я подняла на него взгляд. — В Рио, в Бразилии, ну да, именно так написала Сьюзен в своем письме. Лили стала.. .

— Музыкантом в Бразилии — именно тем, кем ты всегда стремилась быть, музыкантом, помнишь? Лили реинкарнировала в Бразилии.

— Я же сказала, что выбросила письмо. Я никогда не видела Бразилию. Почему ты хочешь, чтобы я ее видела?

— Не хочу! — сказал он.

— Нет, хочешь.

— Неправда.

— Тогда почему я ее вижу? Почему ты будишь меня, стоит мне увидеть воду и пляж? Зачем они мне

снились? Почему я только что их видела? Я ведь не вспомнила слова Сьюзен. Я не знала, что такое «фернамбук». Я никогда не бывала…

— Ты снова лжешь, но в том нет твоей вины, — сказал он. — Ты на самом деле ничего не знаешь. В твоей памяти есть несколько милосердных разрывов или мест, где нить слишком тонкая. Святой Себастьян — покровитель Бразилии.

Он взглянул на итальянский шедевр Карла — изображение святого Себастьяна, висевшее над камином.

— Помнишь, Карл хотел поехать завершить свою работу над святым Себастьяном, собрать его португальские изображения, которые, как он знал, там есть, а ты сказала, что предпочла бы никуда не уезжать.

Я ничего не ответила — так мне было больно. Я действительно так сказала Карлу и разочаровала его. А позже он так и не смог найти силы, чтобы совершить поездку.

— Естественно, ты винишь себя, — вновь заговорил скрипач. — Ты не хотела ехать потому, что именно это место Сьюзен упомянула в своем письме.

— Не помню.

— Помнишь конечно — иначе я бы не знал об этом.

— У меня нет никаких ассоциаций с морскими волнами и пляжем Бразилии. Тебе придется отыскать какую-нибудь особую деталь. Или отрешиться самому от этой картины, раз ты не хочешь, чтобы я ее видела, а это может означать только, что…

— Прекрати свой глупый анализ.

Я отпрянула. Боль на секунду победила. Я не могла вымолвить ни слова. Карл действительно хотел отправиться в Рио, и много раз в юности я тоже хотела уехать — к югу от Бразилии, в Боливию, Чили и Перу, в далекие и таинственные страны. Сьюзен писала в своем послании, что Лили возродилась в Рио… да-да, была там еще какая-то подробность, какая-то деталь…

— Девочки, — напомнил он.

Я вспомнила. В нашем доме в Беркли, в квартире над Сьюзен, жила красивая бразильянка с двумя дочерьми; уезжая, они сказали: «Лили, мы никогда тебя не забудем». Университетская семья из Бразилии. Там их было несколько. Я отправилась в банк, наменяла серебряных долларов и дала по пять монет красивым девочкам с гортанной речью… ну да, именно с этим акцентом говорили девушки во сне! Я посмотрела на него. Язык, на котором говорили в мраморном дворце, — португальский.

Он в ярости вскочил, потянув за собою скрипку.

— Поддайся чувству, выстрадай его! Почему ты сопротивляешься? Ты подарила им серебряные доллары, а они поцеловали Лили. Они знали, что она умирает, но ты думала, что Лили не догадывается об этом. И только после смерти Лили ее подруга, ее подруга Сьюзен, относившаяся к ней по-матерински, сказала тебе, что Лили с самого начала знала, что умрет.

— Я не стану это терпеть, клянусь, не стану. — Я поднялась из-за стола. — Прежде чем позволить тебе так обращаться со мной, я проведу обряд изгнания, словно ты обычный ничтожный демон.