Скромный герой
Шрифт:
— Замечательные ребята, — высказался Обезьян. — Они сильно переживают из-за того, что происходит с их отцом, хотя старик, как видно, воспитывал их железной рукой. Заставил отработать на всех должностях в его фирме, начиная с самого низа. Да и до сих пор дон Фелисито их держит в шоферах и платит, как поговаривают, сущие гроши. Предпочтения своим сыновьям он не оказывает. Лишнего медяка не накинет и поблажек никаких не дает. А еще — ты, наверно, слышал — он отправил Мигелито служить в армию, по слухам, для исправления, потому что сынок
— Дон Фелисито — удивительный тип, которых в жизни редко встретишь, — изрек Литума. — Самый несгибаемый из всех, кого я знаю. Любой другой предприниматель давно бы уже отстегивал дань и выкинул этот кошмар из головы.
— Ну, как бы там ни было, Мигелито и Тибурсио унаследуют «Транспортес Нариуала» и перестанут ходить в бедняках. Ну а у тебя как дела? — попытался сменить тему Хосе. — Я имею в виду, как у тебя, например, с женским полом? Жена там, любовница, любовницы имеются? Или только шлюхи?
— Не наглей, Хосе. — Обезьян опять принялся размахивать руками. — Посмотри, как ты смутил Литуму своим бессовестным любопытством.
— Да неужели ты по-прежнему вздыхаешь о той девчонке, которую Хосефино забрал в бордель? Дикаркой ее звали, верно?
— Даже не вспомню, кто такая, — заверил Литума, глядя в потолок.
— Хосе, не напоминай брату о грустном, че гуа!
— Давайте лучше поговорим о доне Фелисито, — предложил Литума. — О настоящем мужчине с характером и с яйцами. Я потрясен его поведением.
— Да кто не потрясен! — поддержал Обезьян. — Он стал настоящим героем Пьюры, почти таким же знаменитым, как адмирал Грау. Быть может, теперь, когда он сделался такой известной личностью, мафия не осмелится ему угрожать.
— Наоборот, теперь они будут угрожать именно из-за того, что он стал известной личностью. Дон Фелисито выставил мафию в смешном свете, а этого они простить не могут, — высказал свое мнение Хосе. — На кон поставлен авторитет мафиози, братишка. Если дон Фелисито сумеет настоять на своем, то все бизнесмены, которые сегодня платят им дань, завтра же перестанут платить и мафия рухнет. Неужели вы думаете, что они такое допустят?
Кажется, Хосе сильно нервничает? Литума, по-прежнему зевая, все-таки заметил, что его двоюродный брат вновь принялся ногтем рисовать лучики на поверхности стола. Но вглядываться он не стал, чтобы, как при первой встрече, не убедить самого себя, что это паучки.
— А вы почему никак не реагируете, братец? — нахмурился Обезьян. — Я имею в виду гражданскую гвардию. Не обижайся, Литума, но полиция, по крайней мере в Пьюре, — это всегда ни пришей ни пристегни. Ровным счетом ничего не делает и годится лишь на то, чтобы взятки тянуть.
— Да и не только в Пьюре, — горячо подхватил сержант. — Мы, братец, по всему Перу ни пришей ни пристегни. Но все-таки уверяю, что по крайней мере я за все годы, с тех пор как надел форму, ни разу не вымогал денег. Поэтому и живу
— Ты хочешь сказать, у вас до сих пор нет ни единой зацепки? — допытывался Обезьян.
Литума мог бы поклясться, что Хосе взглядом умоляет брата переменить тему разговора.
— Зацепки-то имеются, да только все очень зыбко, — вздохнул сержант. — Но рано или поздно они сделают неверный шаг. Проблема заключается в том, что в Пьюре сейчас действует не одна мафия, а сразу несколько. Но они все равно попадутся. Они всегда в чем-то прокалываются и сами себя выдают. К сожалению, до сих пор они не допустили ни единой ошибки.
Литума попробовал еще порасспросить о Тибурсио и Мигелито, и ему снова показалось, что эта тема Хосе не по нраву. В какой-то момент братья даже заспорили.
— Вообще-то, мы с ними познакомились совсем недавно, — несколько раз повторил Хосе.
— Как это недавно — лет шесть прошло, если не больше, — поправил брата Обезьян. — Забыл, что ли, как Тибурсио возил нас в Чиклайо на грузовичке? Когда это было? Тыщу лет назад. Когда у нас еще та сделка не выгорела.
— А что это была за сделка?
— Мы задумали, продавать сельскохозяйственную технику в северные общины и кооперативы, — пояснил Хосе. — А эти стервецы так и не заплатили. Опротестовали все заключенные договоры. Мы тогда потеряли почти все, что вложили.
Больше Литума не приставал с расспросами. В ту ночь, попрощавшись и поблагодарив братьев Леон за ужин, добравшись на маршрутке до своего пансиона и улегшись в постель, полицейский еще долго не спал, размышляя о своих двоюродных братьях. Особенно о Хосе. Что же в нем было не так? Только ли его рисуночки на деревянном столе? А может, и в поведении его было что-то подозрительное? Хосе проявлял странную нервозность всякий раз, когда в разговоре всплывали сыновья дона Фелисито. Или же Литума сам додумывал эти странности из-за того, что расследование не продвигалось? Что теперь делать — поделиться своими сомнениями с капитаном Сильвой? Нет, лучше подождать, пока его призрачные подозрения не обретут четкий контур.
Однако первое, что Литума сделал в комиссариате на следующее утро, — это рассказал обо всем своему начальнику. Капитан Сильва слушал внимательно, не перебивая, делая пометки в маленьком блокнотике; карандаш у него был такой крошечный, что из-под пальцев и не разглядишь. В конце концов капитан пробормотал: «Тут, мне кажется, ничего серьезного нет. Никакого следа, Литума. Твои братья, по-моему, чисты, как девственницы». Но потом он еще долго молчал, раздумывал, покусывая карандаш, точно окурок. Наконец капитан принял решение: