Скрут
Шрифт:
Игар слушал, понемногу понимая, о чем идет речь, и по мере надобности уважительно кивая. Мерзкая мысль — проводить косоглазого до порта и в темной улочке изъять приготовленные деньги — была отброшена не без сожаления. Расплатившись с лодочником, Игар обрек себя на несколько голодный дней; воспоминание же о торговце платками вызывало тошноту. И зачем этот дурачок разноглазый сам на горе нарывается…
Вот будет забавно, если он отыщет Тиар среди портовых шлюх. Вот кого будет легко и не жалко спровадить скруту в гости — искупать вину… А вина, как он давно уже знает по себе,
Что было-то?.. Спросите у скрута. Он точно знает. Череда предательств способна привести в королевский дворец — и в дом свободных нравов тоже. Даже бывшую девочку в домотканом платьице, с деревянным украшением на шее…
— Может, вместе пойдем? — на всякий случай спросил он косоглазого.
Тот посерьезнел:
— Не… В таком деле каждый сам по себе…
Соседствующие пассажиры — пожилая пара — прекрасно понимали, о чем идет речь; на лице женщины застыла маска брезгливости, а муж ее, узкоплечий и щуплый, странно заерзал и тихонько вздохнул.
На две трети город состоял из порта; никогда раньше Игар не видел такого пестрого, разношерстного, красочного сброда. У бесконечных причалов покачивались суда; среди красавцев-парусников то и дело попадались галеры — тоже по своему красивые, приземистые, и от них несло железом и немытым человеческим телом, и какие-то молодцы, слонявшиеся у причала, стали нехорошо поглядывать на Игара — он оскалился и ушел. Приковать его к скамье — неудачная мысль. Он, конечно, мечтал увидеть море — но не из щели же для галерного весла!..
В переулках пахло рыбой, гнилью, еще почему-то душными благовониями; здесь торговали заморскими винами и фруктами, и края драгоценных шелков небрежно свешивались в грязь. На каждых троих прохожих приходилось по два бандита; Игар с трудом выбрался на набережную — достаточно широкую, чистую и добропорядочную.
Здесь вразвалочку расхаживали матросы — побогаче, в круглых шапочках и синих рубахах со шнуровкой, и победнее — кто в чем. И те и другие щеголяли, как знаком профессиональной принадлежности, крупным кристаллом соли, пришитым к поясу; у некоторых на правой скуле был вытатуирован косой треугольник. Шествовал богатый купец, сухощавый человек с плоским волевым лицом, разодетый в бархат и шелк, в сопровождении целой свиты слуг и телохранителей; шныряли вороватого вида мальчишки, коптились под открытым небом бараньи туши, а на углу, под тентом, играли во что-то на деньги.
Игар, обомлевший от запаха коптилен, подошел к играющим; заправила был весел и черноволос, а треугольник на его правой скуле был перечеркнут косой красной линией в знак того, что за какую-то провинность этот человек изгнан из матросов. Игра оказалась простой до неприличия — игроки по очереди кидали большую деревянную пуговицу; счастливец, у которого пуговица упала ушком вниз, забирал все ставки соперников. Если все пуговицы падали ушком кверху, весь банк переходил к хозяину игорного заведения, то есть владельцу пуговицы; Игар поразился незамысловатости здешних нравов.
На его глазах какой-то оборванец выиграл пригоршню медных монеток и гордо удалился, провожаемый завистливыми взглядами. Под шутки-прибаутки веселый заправила благополучно обирал своих азартных клиентов; ощущая холодок в груди, Игар пристроился сбоку и, когда дошла очередь, тоже потянулся за пуговицей.
Черноволосый вскинул на него глаза:
— Эй! Что ставишь, мил парень?
— Штаны, — серьезно ответствовал Игар. Вся компания удивленно вытаращилась, чтобы тут же и разразиться утробным смехом:
— Да на кой тебе его штаны, Улька?
— Пусть снимет! Пусть на кон положит, а то знаем!..
— А чего, я видел как-то… Из кабака матросик шел, голеньким светил… Пропился подчистую…
Чернявый Улька прищурился:
— Ладыть… Штаны мне твои без надобности, охота посмотреть только, как ты уйдешь без штанов…
Игар взял пуговицу последним, когда все, бросавшие перед тем, уже проиграли. Тяжелая, истертая, теплая от множества рук…
Закусив губу, он положил пуговицу на сгиб пальца. Неуловимым движением крутанул — красиво вертясь, пуговица опустилась на доску, встала на ушко, как волчок, и еще долгую молчаливую минуту вертелась, прежде чем улечься на бок — все еще ушком вниз.
Под молчаливое переглядывание компании Игар сгреб с доски пригоршню монет. Оглядел хмурые, подозрительные лица, бормочущие что-то про мошенников и умельцев из балагана; позвенел деньгами:
— На все.
Улька разразился прибаутками, поощряя ставить смелее; поставить решились только двое — круглоглазый матросик, с виду значительно младше Игара, и презрительный бродяга в широкополой, с обвислыми полями шляпе. Оба поставили помногу — Улька честно следил, чтобы все ставки в игре были равны.
В полном молчании матросик и бродяга бросили — и проиграли. Игар положил пуговицу на сгиб пальца, победоносно ухмыльнулся, разглядывая напряженные лица — и крутанул.
Пуговица вертелась долго-долго. Потом позорно опрокинулась на спинку, задрав ушко, как поверженный пес задирает, сдаваясь, лапы.
Компания взорвалась азартными воплями; Игар казался смущенным. Весь его мгновенный выигрыш так же мгновенно и уплыл; он отошел, вернулся снова, нерешительно потянулся за пуговицей:
— Ставлю штаны…
Улька сморщил нос — однако игроки, возжелавшие зрелища, ободряюще захлопали Игара по плечам. Игар нерешительно вертел снаряд в между пальцами; Отец-Разбиватель, прежний, из родного Игарова гнезда, охотно учил младших птенцов забавам с монетками, камушками, пуговицами… И кое-кого выучил, надо сказать…
Игар никогда не считал себя азартным. Особенно сегодня. Сегодня ему нужны деньги — много, много и быстро. Только на этот раз он не полезет ни на кого с ножом — следует сосредоточиться. Не азарт, не победа — только деньги, дремлющие в их карманах. С вечно побеждающим соперником никто не станет играть… Святая Птица, я не мошенник. Я честно… Но мне нужны деньги. Чтобы спасти Илазу…